Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

ни Нобелевская премия мира в 1936 году не смогли его спасти. Он умер в берлинской больнице в 1938 году, будучи под надзором гестапо, от туберкулеза, последствий пыток в разных концлагерях и голода.

Пятьдесят лет спустя полиция конфисковала у пары пацифистов в Оснабрюке, на севере Германии, плакаты и листовки с тем же лозунгом за то, что они препятствовали работе призывного пункта военно-морского флота. Другая группа военных взяла листовку и написала членам парламента, заявив, что ее участники согласны с этим определением: ядерное сдерживание создавало для них кризис совести, поскольку его провал вовлек бы их в “неизбирательное массовое убийство”. Как следствие, майор был подвергнут дисциплинарному взысканию и понижен в звании до капитана – решение, которое будет отменено Конституционным судом. Федеральный административный суд в итоге признал его мотивы продиктованными “высокими этическими стандартами”, но, тем не менее, оштрафовал на 500 немецких марок178.

Кристоф Хиллер не отделался так дешево. В феврале 1991 года этот тридцатиоднолетний социальный работник наклеил на свою машину три наклейки: “Мечи на орала”, “Солдаты – убийцы” и изображение умирающего солдата, основанное на культовой фотографии Роберта Капы времен Гражданской войны в Испании. Месяцем ранее США начали операцию “Буря в пустыне” против Ирака, оккупировавшего Кувейт. Кампания обнажила больное место послевоенной Германии, представляющей себя постмилитаристской нацией. Считалось, что бундесвер существует только для национальной обороны; миссии за рубежом ограничивались гуманитарной помощью. Идея отправки войск не только в бой, но даже за пределы зоны действия НАТО вызвала общественную и конституционную тревогу. Правительство Коля отклонило просьбу американцев о прямом участии, но, тем не менее, направило эскадрилью истребителей-бомбардировщиков в Турцию и тральщики в Персидский залив в качестве закулисной поддержки своих партнеров по НАТО; оно также выписало чек на сумму 17 миллиардов немецких марок. Когда старший лейтенант запаса наткнулся на машину Хиллера со всеми наклейками, он подал на него в суд за подстрекательство (Volksverhetzung). Местный суд должным образом оштрафовал того на 8400 немецких марок – четырехмесячную зарплату. Хиллер подал апелляцию, сославшись на свободу совести и мнений. В ответ офицер добавил иск о компенсации (Schmerzensgeld). Зарплата Хиллера была удержана для покрытия штрафа, включая судебные издержки, до тех пор, пока Конституционный суд в августе 1994 года не пришел ему на помощь и не отменил решение: наклейки выражали общее суждение и не порочили конкретно солдат бундесвера179.

Но значительная часть немецкой общественности понимала этот лозунг не так. Приговор вызвал широкий общественный резонанс. Всего месяцем ранее Конституционный суд постановил, что немецкие войска могут быть законно отправлены “за пределы территории”, если парламент поддержит это. Это постановление оправдало историческое решение правительства Коля, принятое в 1993 году, направить самолеты в зону боевых действий в Боснии. Впервые с 1945 года немецкие солдаты вступили в бой. На этом фоне газеты осудили приговор по делу “Солдаты – убийцы” как “нетерпимую дерзость”: конституционное право на свободу выражения мнения нарушалось, если его использовали как щит для дискриминации целых групп180. Бундесвер не был армией Гитлера. Это была сила защиты мира и гуманизма, солдаты которой неслись под градом пуль, чтобы накормить голодающих в Сараево. Их работа заключалась в том, чтобы помешать боснийско-сербским самолетам бомбить и нарушать бесполетную зону ООН. Они заслужили благодарность и защиту нации.

Такого же мнения придерживалась Эвелин Хаас, единственная несогласная судья Конституционного суда. Государство, которое обязывает мужчин служить в армии, писала она, также обязано защищать их от клеветы. “Взаимные отношения между защитой и повиновением” были “фундаментальным принципом правовой системы”181. Газета Die Welt изложила моральный урок, который следует извлечь из нацистского прошлого: жертв лагерей спасли “солдаты с танками и пушками, а не протестующие сторонники мира”. Тот же Хайнер Гайслер (CDU), который, будучи юным студентом юридического факультета, написал проникнутую свободомыслием статью в защиту отказа от военной службы по соображениям совести, предупреждал о “полном вырождении [Verwilderung] политических дискуссий”. В парламенте либерал Ганс-Дитрих Геншер, ветеран и бывший министр иностранных дел, назвал это скандалом, который лишал солдат и их семьи первого права по конституции: защиты человеческого достоинства. Для канцлера Коля это было личным оскорблением: оба его сына записались на двухлетнюю военную службу182.

Почтовые ящики редакций газет трещали по швам от писем, в которых гнев был перемешан с сочувствием. Некоторые читатели предлагали ввести ограничения на свободу выражения мнений там, где это угрожало интересам общества. Офицеры хотели признания своего вклада в “самый длительный период мира в истории Германии”: “Разве у нас, действующих и бывших солдат бундесвера, нет чести?” Других беспокоила непропорциональная реакция на антивоенный лозунг, в то время как неонацисты получали условные сроки, поскольку суды установили, что отрицание ими холокоста не угрожало общественному спокойствию. Как и остальная часть немецкого общества, ветераны войны все больше разделялись. Лозунг был совершенно правильным, написал один из них в 1995 году: “…мы были убийцами”. Он сомневался, что сейчас для солдат бундесвера что-то изменится. “Есть ли еще люди, которые не понимают, что тот, кто потянется за мечом, тоже погибнет от меча?”183

23. “Борись с ядерной смертью” – один из множества массовых протестов против ядерного оружия. Центральная площадь Гамбурга, 1958 г.

24. Пацифистская кампания против игрушечных танков и милитаристских ценностей в повседневной жизни, Рождество 1965 г.

25. Круг ненасилия, 1960 г., с инициаторами Пасхальных маршей за мир в Германии, включая квакеров Конрада Темпеля и Хельгу Штолле (сидят справа).

Глава 9. Чужаки дома. Трудности инаковости

Накануне воссоединения, в 1989 году, в Западной Германии проживало 5 миллионов иностранцев. Большинство из них были гастарбайтерами (Gastarbeiter), приезжими рабочими из Италии, Испании, Португалии, Греции, Югославии и особенно Турции, которые начали прибывать во время экономического бума и в итоге остались навсегда, привезя с собой семьи и детей. Вместе они составляли 8 % населения. За стеной, в Восточной Германии, проживало около 160 тысяч иностранцев, в основном рабочих по контракту из братских социалистических стран Вьетнама, Польши и Мозамбика, а также небольшое количество иностранных студентов – около 1 % населения ГДР, не считая около 360 тысяч советских солдат, дислоцировавшихся там.

“Германия не является страной иммиграции [Einwanderungsland]” – таково было евангелие западногерманских лидеров. По правде говоря, миграция формировала Германию уже долго. В XIX веке в Новый Свет эмигрировали как раз немцы. С 1890-х годов поток пошел в другом направлении: польские рабочие отправились на угольные шахты Рура. Возникли и более мелкие колонии