Архипелаг Исчезающих Островов - Леонид Дмитриевич Платов

Петр Арианович отвернулся и занялся шаром.

— Потому что болото, провинция, — продолжал дядюшка. — Потому что рак на гербе… Весьегонск!

— Я сам из Весьегонска, — коротко сказал учитель, прицеливаясь по шару.

— Я же и говорю, — подхватил дядюшка. — А с кем тягаться вздумали? Страшно сказать — с Текльтоном! Вы — и Текльтон! Хо-хо! Сам Текльтон не открыл острова, а учитель географии открыл… В Весьегонске, в провинции!.. Не смешите!

— Да что вы привязались: провинция, провинция! — вступился за Петра Ариановича фельдшер. — А Ломоносов откуда был?

— Ну, Ломоносов! То академик! И в Петербурге! Добро бы господин Робинзон… то бишь, Ветлугин… в Петербурге жил… А у нас в Весьегонске академий нет.

Приятели вразнобой поддержали дядюшку:

— В Калуге, говорят, тоже учитель на звезды собрался лететь! Все ракету какую-то строит…

— В Козлове[5] и того лучше: не учитель-часовщик новые растения стал выдумывать!

— Ну, вот видите, видите? Вот она вам, провинция ваша!

Дядюшка захохотал.

Петр Арианович с полным самообладанием натирал кий мелом.

— Могу продолжить список, — как бы вскользь заметил он.

— Собой?

— Зачем же? Было бы нескромно — собой. Но из своей области, из географии… Есть такая гипотеза Вегенера — о плавучих материках. Теперь на ней, можно сказать, весь мир держится. А ведь гипотеза-то не Вегенера.

— Чья же?

— Нашего с вами соотечественника. Сорок лет тому назад книгу издал. И где? В Ливнах. Слышали про город такой?

— И про город не слышали и про соотечественника… Фамилия-то его как?

— Неизвестна фамилия. Так и осталась неизвестной…

— Опять насмешили! Неизвестна! Зачем же старался, лбом стену прошибал?

— А он не для себя. Для славы России.

— Ах, славы! — Дядюшка подмигнул приятелям. — Все слава, слава… Ну именно — чудаки! В каждом городе по чудаку!

— Какие же чудаки? Патриоты России!

Дядюшка удивился:

— Этак, скажете, и вы — патриот России?

— Да.

Дядюшка вдруг обиделся:

— Позвольте! Если вы патриот, то кто же тогда я?

Он обвел всех оскорбленным взглядом. Вид у него был, наверное, глупый, потому что в биллиардной засмеялись.

— Нет, не шучу! Господин Ветлугин говорит: я, мол, патриот России. Хорошо-с! Кто же тогда мы все? — Неожиданно он ударил себя кулаком в грудь: — Врете! Я патриот, я!..

— Почему?

— To-есть как это — почему? Потому что доволен своим отечеством. Политически благонадежен. Не придумываю вздорных теорий. Служу…

Петр Арианович улыбнулся.

— Ни к чему ваша усмешка! — Дядюшка рассердился. — Служу, да! А вы? Острова нашли? Не верю в острова. Не видал!

Петр Арианович, не обращая больше внимания на его болтовню, стал расплачиваться с маркером.

— Не верю, — продолжал выкрикивать дядюшка, бестолково размахивая руками и обращаясь больше к висячей лампе, чем к Петру Ариановичу. — Ни в часовщика не верю, ни в этого… с ракетой! Ни в острова там какие-то еще!.. Скорей я… — Он оглянулся, подбирая сравнение.

Оно должно было быть хлестким и кратким. Что-нибудь вроде пословицы или афоризма. Требовалось выразить в одной фразе все свое превосходство над этим «очкарём» с утиным носом.

На фоне звездного неба вырисовывался купол собора. Чуть поодаль торчала каланча пожарной части, словно это была долговязая шея великана, заглядывавшего в сад через деревья. Еще дальше темнели крыши домов.

Весьегонск был строен прочно, на века. В его старинной кладки домах можно было отсидеться, как в бревенчатых блокгаузах во время осады.

Сравнение пришло.

— Скорей я… — Дядюшка качнулся, чуть было не упал, но удержался за биллиард широко расставленными руками.

Приятели нетерпеливо подались вперед, открыв рты, будто приготовившись к артиллерийскому залпу.

— Скорей Весьегонск с места сойдет, — крикнул дядюшка, — чем ты свои острова найдешь!

Залп грянул.

Много раз потом представляли мы с Андреем эту сцену. В ней, наверное, было что-то очень пошлое. С сухим щелканьем сталкивались и разлетались шары. Раздавались возгласы: «От борта в середину!», «Кладу своего в левую лузу!» У стен, хватаясь от смеха за животы, корчились «Рыцари Веселой Утробы». А посредине стоял дядюшка. Лысина его воинственно сверкала. Одну руку он устремлял вперед с видом пророка, другой продолжал цепляться за спасительный биллиард.

Спор закончился безобразно, скандалом.

Кажется, не насладившись до конца триумфом, дядюшка захотел удержать Петра Ариановича. Он потребовал вина и стал упрашивать, чтобы тот выпил с ним на брудершафт. Повторялась, в общем, обычная, известная уже читателю, программа смехотворных издевательств. Петр Арианович попытался уйти, но ему преградили дорогу к двери. Дядюшка уцепился за рукав его кителя. Рукав треснул.

Тогда Петр Арианович пустил в приставалу шаром.

Их кинулись разнимать. Подскочил Фим Фимыч, до того смирно сидевший в уголке и что-то записывавший в блокнотик. Толпа подхватила его, дядюшку, Петра Ариановича, вынесла из биллиардной и потащила к выходу из Летнего сада.

В тот же вечер, пылая жаждой мщения, дядюшка сделал обыск на моей полке с тетрадями и книгами…

Глава десятая

Тройка по поведению

Меня разбудили шелест перевертываемых страниц и сердитое бормотанье.

Открыв глаза, я увидел дядюшку, который стоял в нескольких шагах от кровати, спиной ко мне, и рылся на книжной полке.

— Поглядим, поглядим, — бормотал дядюшка с ожесточением, — каков он из себя, этот патриот, поборник славы отечества!

Одну за другой он раскрывал тетради, порывисто перелистывал и, раздраженно хрюкнув, швырял на пол.

Зажженная свеча стояла у дядюшкиных ног. Длинные тени раскачивались на стенах и потолке. Они похожи были на щупальца осьминога. Будто каким-то чудом я очутился не в своей комнате, в которой улегся спать, а в зловещей подводной пещере.

Было в этом что-то знакомое, мучительно знакомое. Видел я уже и тени на потолке, и хищно согнутую спину, и беспокойный, раскачивающийся язычок пламени. И также надо было подать сигнал, предупредить кого-то об опасности.

Кого?..

Я так и не успел вспомнить, потому что с торжествующим возгласом дядюшка сдернул с полки одну из тетрадей и обернулся ко мне:

— Ага, не спишь? Совесть нечиста? То-то!.. Ну-ка, объясни, отвечай: что означает «С. с.»?

Я спрыгнул с кровати и подошел к этажерке.

— Что это, что?!

Он тыкал в страницу с такой злостью, что наконец прорвал ее.

Это была моя тетрадь по географии. С недавнего времени я