Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

сотрудничества посвятило иностранцам, находившимся в их среде, Неделю братства с языковыми курсами, экскурсиями и общественными мероприятиями. В школах устраивались фольклорные вечера, на которых девочки из Греции и Марокко пели песни своей родины. Турецкие родители готовили кофе по-турецки – “жест, который произвел большое впечатление на немецких родителей”, равно как и тот факт, что они сшили костюмы вручную. В следующем году дети из школ по всему Берлину присылали свои предложения, как помочь одноклассникам-иностранцам. “Не отталкивайте их – заботьтесь о них”, – писал третьеклассник. Другие добавляли: играйте с ними, навещайте их в больнице, помогайте им по дому, отдавайте им свою старую одежду. Некоторые предлагали назначать школьных товарищей. Однако не все думали в столь позитивном ключе. Двенадцатилетняя девочка пожелала устроить отдельный “дом, где жили бы все иностранные дети, особенно турки и другие люди, у которых не наш цвет кожи”, со своей отдельной школой. “Тогда никто не сможет говорить о них плохо, потому что они не будут так часто вместе с немцами… Тогда дети могли бы двигаться более свободно, и никто больше не мог бы над ними смеяться”44.

В 1971 году социал-демократический орган соцобеспечения (AWO) пришел к выводу, что идея о том, что Германия не является страной иммиграции, “более не состоятельна”45. Во Франкфурте главная протестантская благотворительная организация (Diakonisches Werk) разработала совместно с греческими иммигрантами концепцию “частичной интеграции”: совместная жизнь с правом отличаться от других и сохранение возможности возвращения. Совет немецких протестантских церквей (EKD) в 1971 году заявил, что встреча с незнакомцами стала “обогащением” для страны46. Он согласился на “остановку” найма два года спустя, но взамен хотел большей поддержки для тех, кто решил остаться, включая неограниченное право на это после пяти лет пребывания в стране.

Немки, вышедшие замуж за иностранцев, организовали юридическую помощь и протестовали против повседневной дискриминации со стороны чиновников и домовладельцев. Список их жалоб был длинным: от невозможности найти место в детском саду для своего “иностранного” ребенка до отъезда мужей. Одна жена пошла в Управление по делам иностранцев, чтобы спросить, почему ее мужу-иранцу дали такой короткий вид на жительство. Госслужащий взорвался: “Сначала ты связываешься с таким типом, а потом еще хочешь все это узаконить!” Другая женщина рассказала о трудностях при подаче заявления на получение паспорта для ребенка. Чиновник сказал ей: “Выйти замуж за француза или англичанина – это я мог бы понять, но за испанца! <…> это уже слишком”47.

Для органов социального обеспечения основной целью было воссоединение семей, поскольку семья в католической мысли – основная ячейка общества. Половина мигрантов были католиками и прибыли одни. В 1962 году ежегодный конгресс городов подчеркнул, что “безответственно с человеческой и моральной точки зрения разлучать женатых мужчин со своими семьями на долгие годы”48. Церкви возобновили работу своих консультационных центров для иностранных рабочих, которые были впервые открыты еще до Первой мировой войны: католические благотворительные организации заботились об итальянцах и испанцах, протестантские – о греках; AWO взяло на себя ответственность за турецких мигрантов. К 1965 году таких консультационных центров было около двухсот. Благотворительные организации занимались поиском квартир и выступали посредниками в общении с местными властями. Как неоднократно жаловались социальные работники, чиновники, глазом не моргнув, позволяют запихивать рабочих-мигрантов в переполненные общежития, но когда те хотят привезти с собой свои семьи, однокомнатная квартира внезапно оказывается слишком маленькой и не соответствует официальным требованиям.

Было высказано множество благородных аргументов в пользу воссоединения семей: лучшее здоровье и благополучие, а также стабильная среда для детей. Благотворительные организации утверждали, что постоянный дом также сделает мигрантов лучшими работниками и сэкономит им деньги, потому что их жены умеют выбирать продукты и готовить. Столь же выраженными были опасения по поводу распущенности сексуальной морали и, как следствие, краха социального порядка. В 1962 году социальный работник-католик пожаловался на “образ жизни, похожий на проституцию”, некоторых испанских девушек, работающих на промышленных предприятиях и в гостиницах недалеко от Ганновера. Одна только что родила ребенка вне брака. Двое других попали под влияние молодых людей с “дурной репутацией” и были беременны. Их консультанты предпочли бы, чтобы те находились в надежных руках католического общежития. Предложение было отклонено “на том основании, что они [девушки] так или иначе планировали обратиться в протестантскую веру [местных] мужчин”. Утрата девственности увенчивалась потерей веры. В других случаях испанские женщины, как утверждалось, “самым возмутительным образом навязывали себя немцам в жены”49. В конце 1960-х годов на первых полосах новостей появилась серия материалов о сексуальных преступлениях и нападениях мигрантов. В 1966 году Кёльн потрясли девятнадцать случаев преступлений, связанных с насилием. Превратили ли гастарбайтеры город в “Чикаго на Рейне”? Газеты возлагали вину на их высокий уровень тестостерона и варварские обычаи – “они содержат своих женщин, как верблюдов”, гласил один из заголовков50. В руках средств массовой информации некогда трудолюбивый и душевный южанин превратился в одержимого сексом преступника, размахивающего ножом. Эти стереотипы имели большие последствия.

В Кёльне турецкие и итальянские мужчины совершили больше жестоких преступлений, чем их немецкие собратья, но греки и испанцы – меньше. (Что касается мошенничества и порчи имущества, то в списке лидировали немцы.) Тот факт, что молодые турки чаще подвергались подозрениям, обыску и арестам со стороны полиции, неизбежно искажало статистику. В исследовании, проведенном по заказу Управления социального обеспечения Кёльна в 1968 году, социальные психологи пришли к выводу, что нигде, в том числе в государственных учреждениях, они не встречали “такого количества предрассудков, стереотипов и невосприимчивости в отношении турок”. Для авторов обвинение в адрес гастарбайтеров в том, что те “неопрятны, грязны и отбирают наши деньги”, было способом замалчивания темы принудительного труда при нацистах и превращения предрассудков в рациональное на первый взгляд мнение51. Сравнения с молодыми немцами не имели большого смысла, поскольку, как показало исследование, большинство из криминальных мигрантов уже были сломленными людьми, когда покидали свою родную страну, – это, по сути, стало одной из причин их эмиграции. По прибытии их изначально изолировали. Это не было средством здоровой социализации.

Физическая сегрегация в расположенных за городом бараках добавляла напряженности. В Volkswagen несколько тысяч иностранцев жили в деревянных бараках на окраине Вольфсбурга (Нижняя Саксония). Бары и танцевальные кафе были для них закрыты, а до 1978 года не было и иностранных работниц. В начале 1970-х годов местные женщины выступили против “растущей проблемы подавления сексуальности этих… пылких южан” и признали, что “они люди из плоти и крови и не могут жить только работой и хлебом”. Они предлагали, чтобы город