Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

буквально колоссом при росте 1 метр 93 сантиметра и большом объеме талии, обожавшим заумаген (Saumagen), который готовят в его родном Пфальце. Внутри этого вполне обычного человека жил феодальный властитель, который с годами создал обширную сеть верных крепостных и сторонников. Последние годы его жизни омрачит коррупционный скандал. Один из парадоксов истории заключается в том, что неожиданные события 1989–1990 годов катапультировали этого провинциального человека на центральную сцену мировой политики.

Шрёдер был лошадкой другой масти. Человек скромного происхождения, добившийся всего сам, он стал первым канцлером Германии, дружившим со средствами массовой информации, и привлекал внимание блестящими волосами, четвертой женой, сигарами Cohiba и итальянскими костюмами – несмотря на то, что он рос в 1960-е, у него не было ни одной пары джинсов. Харизматичный Шрёдер получил в наследство не только издержки воссоединения, но и его возможности. Народ, как он заявил в своем первом обращении в качестве канцлера в 1998 году, уполномочил его и его коалиционное правительство SPD и “Зеленых” “вести Германию в следующее тысячелетие”. Пришло время Германии действовать с “самоуверенностью зрелой нации”2.

У Ангелы Меркель не было ни харизмы Шрёдера, ни феодальных инстинктов ее покровителя Коля. Дочь пастора и физик по образованию, она выросла в ГДР. Когда она пришла в политику в 1989 году, ей было уже тридцать пять лет. За десять лет она поднялась на вершину CDU, совершив беспрецедентно стремительный взлет. Чего у Меркель действительно было в избытке, так это хладнокровия. Обладая аналитическим умом, она преодолевала самые сложные проблемы и тщательно взвешивала варианты, пока не обнаруживалось наименее плохое решение. То, что кому-то казалось осторожным и мудрым, у других вызывало сомнения, обогатившие немецкий язык новым словом merkeln. Еще один парадокс истории заключается в том, что именно не склонная к риску и скромная Меркель оказалась в эпицентре бури, требующей энергичного руководства и быстрых действий, как в случае глобального финансового кризиса и кризиса еврозоны, так и в случае пандемии. Оба раза она действовала решительно и совершила резкие развороты, которые поставили Германию на отдельный от остальной Европы путь, остающийся спорным и по сей день, – поэтапный отказ от ядерной энергетики после катастрофы на японской АЭС в Фукусиме в марте 2011 года и открытие границ для беженцев в 2015-м.

Народная революция

ГДР в начале 1989 года напоминала заснеженную гору после дождя. Внешне покрытый снегом склон выглядел безопасным. Режим контролировал ситуацию, пользовался международным признанием и готовился отпраздновать 7 октября свое сорокалетие. Несколько тысяч человек в кругах сторонников мира и гражданских прав вряд ли представляли реальную угрозу и находились под пристальным наблюдением Штази. Однако внутри начатая новым советским лидером Михаилом Горбачевым перестройка подтапливала снег. Тысячи восточных немцев, которые летом 1989 года искали убежища в посольствах Западной Германии в Праге и Будапеште, стали лавиной, которая сметет ГДР.

Перестройка и гласность возникли в 1985 году как попытка реформировать советскую экономику и спасти коммунизм, но закончились выборами весной 1989 года и распадом Советского Союза. Горбачев придал смелости реформаторам всего Восточного блока. Однако их сила по отношению к своему режиму заметно различалась. До 1989 года в ГДР не было ни массового движения, такого как Solidarność (“Солидарность”) в Польше, ни гражданского общества в масштабе Чехословакии с ее “Хартией-77”. Когда диссиденты становились слишком беспокойными, их депортировали в Западную Германию.

Возможно, именно отсутствие критической массы противников дало лидерам SED фатально ложное чувство безопасности. В то время как Венгрия проводила реформы сверху, немецкие лидеры упирались. Как объяснял в 1987 году главный идеолог SED Курт Хагер: “Только потому, что ваш сосед меняет обои, чувствуете ли вы себя обязанным ремонтировать и свою квартиру?”3 У аналогии был один недостаток. Советский Союз был не просто соседом: он был еще и экономкой, и охранником. В прошлом он спешил поддержать соседей, когда дела шли наперекосяк, – отсюда доктрина Брежнева о военной интервенции. Горбачев объявил новые правила по дому: соседи теперь предоставлены сами себе. В отличие от 1953 года, по улицам больше не будут катиться советские танки, чтобы спасти ГДР4.

В 1988 году 30 тысяч граждан Восточной Германии получили разрешение переехать на Запад. Кроме того, 10 тысяч человек пересекли границу незаконно – вдвое больше, чем в предшествующем году. К июлю 1989 года на рассмотрении находилось около 133 тысяч заявлений на выездную визу. В прошлом режим использовал изгнание как клапан для сброса сдерживаемого давления. По мнению Эриха Хонеккера, люди, попиравшие “наши моральные ценности”, исключили себя из социалистического сообщества и “не стоили того, чтобы проливать слезы”5. Проблема заключалась в их растущем числе, напористости и опыте. Каждый ушедший оставлял после себя брешь, напоминавшую всем остальным о безнадежности их жизни: закрылась еще одна врачебная практика, заколочена мясная лавка. Те, кто ждал разрешения, больше не впадали в отчаяние, а собирались на городских площадях и привязывали белые флаги к своим машинам. С 1982 года в средневековой церкви Святого Николая в Лейпциге каждый понедельник проводился небольшой молебен о мире, за которым следовала прогулка по старому городу. К марту 1989 года к небольшой группе борцов за гражданские права присоединились несколько сотен претендентов на выездную визу.

Возможность въехать в Чехословакию без визы (с 1972 года) или в Венгрию с простым разрешением на поездку (Reiseanlage) создала новые возможности. К июлю 1989 года первая группа граждан ГДР нашла убежище в посольстве Западной Германии в Будапеште. 11 сентября Венгрия нарушила правила. Вместо того чтобы останавливать людей на границе с Австрией и возвращать их в ГДР, им разрешили отправиться дальше в страну по их выбору. В течение нескольких дней около 18 тысяч человек уже были в пути. Посольства Западной Германии и коммунистические пограничные переходы превратились в ворота к свободе. Все больше и больше восточных немцев решали – “сейчас или никогда”. К тому времени, когда ГДР приостановила действие разрешений на выезд, тысячи людей уже уехали. В конце сентября посольство в Праге было битком набито более чем 3 тысячами восточногерманских беженцев внутри и еще несколькими тысячами, разбившими лагерь на территории. Под советским давлением Хонеккер уступил и 1 октября разрешил им уехать на Запад.

Однако ГДР настаивала на том, чтобы по пути поезда с беженцами проходили через ее территорию – демонстрация национального суверенитета, которая приводила к обратным результатам. Сотрудники Штази, солдаты и полиция пытались оцепить вокзалы, куда теперь стекались люди. В районе Карл-Маркс-Штадт более 3 тысяч отчаявшихся людей пытались запрыгнуть в специальные поезда, направлявшиеся из Праги в Хоф в Баварии. За