Белая вежа, черный ураган - Николай Андреевич Черкашин

что жизнь в стройбатах кипела самая пестрая и непредсказуемая… Но темпы строительства «линии Молотова» от этого не ускорялись. Великое поражение РККА в приграничных сражениях уже было заложено в бараках стройбата и фундаментах недостроенных дотов…

Комендантом 62-го Брестского укрепрайона был генерал-майор Михаил Пузырев, человек бывалый и живалый. За его плечами остались бои с басмачами в Средней Азии. Одно время он был даже начальником гарнизона Ташкента и командиром 1-й Туркестанской дивизии. Служил честно, себя не щадя, пока не посадил сердце, и в 1923 году ушел в запас из-за постоянных болей за левой грудиной. На «гражданке» отошел и снова вернулся в РККА. До своей нынешней должности побывал помощником командира дивизии, и даже корпуса. Служба в УРах была для него в новинку. Но, видимо, хозяйственная сметка Пузырева, его житейский опыт глянулись высокому начальству и ему доверили командовать самым важным укрепрайоном на западной границе.

В его подчинении было пять строительных участков, четыре строительных батальона, лесопильный и щебеночный заводы, бетонный узел и центральные ремонтные мастерские – общей численностью пять тысяч человек. В Москве полагали, что в случае начала войны эти люди могли бы стать резервом для обороны БУРа. Но на деле так не получилось…

* * *

В тот день полковник Васильцов чувствовал себя прескверно: ломило виски после вечерней попойки с Потаповым, подташнивало – видимо, «бимбер» был неочищенный, сивушный. Кто-то из корпусного начальства одобрительно сказал про них: «хорошо спелись комдив с комиссаром». Но точнее было бы: «спились». Как бы там ни было, но оба прекрасно понимали друг друга и ладили в общем деле. Что случалось в войсках нечасто.

На месте будущей стройплощадки Васильцов вылез из машины и пошел пешком, жадно вдыхая речной, лесной воздух. И вдруг он увидел на пригорке легкую женскую фигурку, которая порхала вокруг треноги с теодолитом. Геодезистка промеряла линию будущего фронта большого артиллерийского бункера. Было жарко, и девушка, скорее женщина, чем девушка, была одета очень легко: белое платьице в зеленый горошек, из точно такой же ткани повязка, прикрывавшая лоб от непослушных волос, на стройных ногах – высокие ботинки-блюхеровки на шнурках.

Пышные буйные власы ее, несмотря на повязку, сами собой разваливались на прямой пробор, открывая милое личико с полураскосыми глазами и носиком-сапожком. Она оторвалась от окуляра и с любопытством взирала на командира, который не спеша поднимался к ней на пригорок.

– Командир дивизии полковник Васильцов, – шутливо взял под козырек Константин Федорович.

– Старший геодезист изыскательской группы Княженика Мезенцева, – ответила женщина весьма серьезно. – Готовлю данные для строительства.

– Считайте, что я ваш главный заказчик, – усмехнулся Васильцов. – Сколько времени понадобится вам, чтобы закончить работу?

– Лично мне не так уж и много, – в свою очередь улыбнулась женщина. – Надеюсь, за неделю выполню весь фронт геодезических работ.

– Откуда вы к нам приехали?

– Из Ленинграда.

Васильцов несказанно обрадовался:

– Из Ленинграда! Землячка! Где вы живете в Питере?

– Почти в центре, на Каляева. Рядом с «египетским домом», если представляете.

– Еще как представляю! Я там до революции чертежником работал.

– Тогда мы еще и коллеги. Я начинала чертежницей, а после Горного в геодезисты выбилась! – радостно улыбнулась Мезенцева.

– Какое у вас имя необычное! Княженика.

– Это папа придумал. Он сам из Архангельска, из поморов. А на Севере ягода такая есть – княженика. Не пробовали?

– Нет. Не пробовал.

– Ее еще называют «арктическая малина». Ну, так вот, это я! – засмеялась Мезенцева. – Можно звать Княжей, а можно Никой. Папе по партийной линии выговор объявили за это имя, усмотрели в нем элементы монархизма. Поэтому все зовут меня Никой.

– Ника, можно в ваш прибор заглянуть?

– Да, пожалуйста.

Васильцов развернул теодолит в сторону немецкого берега и, как в подзорную трубу, увидел, что из прибрежных зарослей Буга на него смотрят в полевой бинокль. На него ли, а скорее, на женщину. «Зрят, гады. Понимают, что здесь стройка начнется – почти у них на виду. На дальности прямого выстрела из орудия…»

– А кто здесь позицию выбирал?

– Не знаю. Мне ее дали согласно общему плану.

– А где ваш прораб?

– За пригорком, в палатке.

В армейской палатке за пригорком Васильцов нашел военинженера 3-го ранга, руководившего строительством.

– Петр Степанович Поливода, – представился он не по-военному.

Худой, жилистый, судя по сильному украинскому выговору – киевлянин или харьковчанин.

– Киевлянин, – подтвердил Поливода.

Теребя расстегнутый ворот гимнастерки, он выслушал веские замечания полковника, что проектировщик этого «опорника» не учел, что доты будут хорошо просматриваться с вражеского берега, а значит, и пристреливаться будут довольно точно. Необходимо предполье.

– Но где же его взять? Тут почти повсюду идет ровный берег, а в тылу почти впритык к позиционному району – заболоченный лес.

– Искать надо было лучше.

– Искали бы, но ведь как торопили – быстрее, быстрее, быстрее! Промедлишь – во вредители запишут.

Потом они пошли смотреть готовые сооружения. Толстостенные бункеры стояли еще без броневых дверей на просушке. Но вид у них, врастающих в землю или вырастающих из нее, был весьма зловещим: над узкими глубокими амбразурами нависали массивные лбы перекрытий.

* * *

Комдивы – тоже люди. Комдивы тоже любят.

Полковник Васильцов искал достойную женщину.

В Питере осталась жена. Бывшая. С ней было все сложно. На вопрос о семейном положении полковник всегда отшучивался: «Сплю по диагонали».

Здесь, в Высоко-Литовске в свободное от службы редкое время он пытался решить извечную проблему миллионов: найти достойную и желанную подругу жизни. «Шерше ля фам!» – как говорят знатоки женщин французы. Васильцов так себе и сказал: «шерше…», но не в подтексте какого-нибудь криминала, а в самом прямом смысле этого крылатого словца: найди себе женщину. На здешнем, польском, языке это звучало: «шукайте кобеты». А по-немецки, этот язык Васильцов изучал с четвертого класса, он частенько говорил себе: Suchen Sie eine Frau. Собственно, с этого немецкого перевода и начался его поиск женщины в глухоманном Высоко-Литовске. Уроки немецкого языка ему давала жена начальника связи 49-й дивизии Валентина Валерьевна, или попросту Валюша. Была она мила, приветлива и весьма сведуща в немецком языке, поскольку выросла в семье немецких колонистов на Алтае. После первых же двух занятий Васильцов почувствовал, что у него с Валюшей завязался далеко идущий флирт. Он никогда не соблазнял жен товарищей, а тем более подчиненных. И как только понял, что до постельных радостей с Валюшей остался шаг-другой, тут же прекратил брать у нее уроки. Гарнизон в Высоко-Литовске небольшой, и все слухи, домыслы, сплетни, россказни сарафанное радио разносило мгновенно. По счастью, его внимание привлекла другая женщина – Тоня. Тоня работала в штабе 4-й армии, в картографическом отделе. Васильцов любил карты и читал их с увлечением, как хорошие географические книги. Тоня была свободной женщиной и охотно принимала комплименты бравого полковника. Вот Васильцов и зачастил в Кобрин, где стоял штаб армии со всеми своими отделами. Они не раз обедали вместе в штабной столовой, беседовали, как бы на служебные темы – для постороннего уха, а сами прекрасно понимали подтекст их якобы служебных отношений. Тоня радовала глаз…. Она щебетала и охотно хохотала.

Помимо всего прочего Васильцов надеялся выхлопотать комплект хороших топокарт своего района. Но тут выяснилось, что все карты Прибужья и закордонной местности – это трофейные польские карты. Советских карт практически нет. Ведь военные топографы не вступали на здешнюю землю с 1914 года. Есть карты времен Первой мировой войны, но они не очень