Этот обыкновенный загадочный дельфин - Супин Александр Яковлевич

свойства мозга дельфинов недвусмысленно указывают на то, что его обладатели эволюционно ушли вперед по сравнению с другими животными. Посмотрим хотя бы снаружи на строение мозга дельфина. Первое, что бросается в глаза, помимо громадных размеров мозга — это огромное количество извилин на его поверхности. Количество извилин — очень важный показатель развития мозга. Большое их количество свидетельствует о том, что сильно развит высший отдел мозга, с работой которого связаны наиболее сложные психические функции, — его называют корой больших полушарий. Конструкция этой части мозга такова, что она имеет вид довольно тонкой — всего лишь несколько миллиметров толщиной — пластинки, которая, в полном соответствии с ее названием, как корка, охватывает снаружи большие полушария мозга. Раз уж кора мозга сконструирована как тонкая пластинка, окутывающая мозг, значит, разрастаться она может только в ширину, увеличивая свою поверхность. Но ведь не может же поверхность мозга очень уж сильно увеличиваться — такой мозг и вмещающий его череп стали бы похожими на надутый воздушный шар. Поэтому природа нашла простой и эффективный выход из положения: если кора сильно разрастается, то она образует многочисленные складки — извилины. Благодаря им общая площадь коры может быть очень большой, а наружная поверхность мозга при этом остается вполне умеренной. Чем больше извилин, тем, следовательно, больше площадь коры мозга, а это, как уже было сказано, орган, отвечающий за самые высшие психические функции. Значит, чем больше извилин, тем выше уровень развития мозга.

У самых примитивных млекопитающих животных — насекомоядных, грызунов и некоторых других — на поверхности мозга вообще не видно извилин. Площадь коры у них настолько скромна, что вся она без всяких складок спокойно умещается на поверхности мозга. У более высокоорганизованных млекопитающих извилины появляются, и чем больше, тем выше уровень развития мозга. К примеру, у хищных (кошки, собаки) анатомы насчитывают уже более десятка извилин в каждой из двух симметричных половин мозга; у обезьян извилин заметно больше. У человека есть десятки мелких и крупных извилин.

Но подсчитать количество извилин на мозге дельфина просто невозможно: вся его поверхность испещрена сплошным кружевом переплетающихся извилин и бороздок. Причем это не просто хаос из вмятин и складок, расположенных как попало. Это целое архитектурное сооружение, построенное по определенному плану так, чтобы аккуратно упаковать в относительно небольшом объеме очень большую по площади кору. Самые крупные борозды, глубоко, на несколько сантиметров, прорезая поверхность мозга, делят кору на несколько основных блоков — их называют извилинами 1-го порядка. Они, в свою очередь, прорезаны более мелкими и короткими бороздами, которые делят их на меньшие участки, — это извилины 2-го порядка. Они, в свою очередь, разделены множеством мелких бороздочек на совсем маленькие — извилины 3-го порядка. В результате такой сложной конструкции под черепной коробкой дельфина уложена огромная по площади кора мозга. Зрелище сотен бороздок и извилин производит впечатление, наверное, не только на специалистов-анатомов. Даже у неспециалиста, посмотревшего на рисунок, наверняка возникнет мысль, что мозг дельфина — устройство куда как более сложное, чем мозг кошки или обезьяны. И это недалеко от истины.

Разумеется, даже количество извилин (так же как и размер) — тоже не единственный и не решающий показатель развития мозга. Ведь даже у человека количество извилин меньше, чем у дельфина, однако человек овладел речью и орудиями труда, а он — нет. Но бесспорно, что мозг дельфина — одно из совершеннейших творений природы.

А высокоразвитый мозг — это и высокий интеллект, и высокоорганизованное, сложное поведение. Действия дельфинов и в самом деле иногда настолько сложны и удивительны, что вполне справедливо возникает предположение о наличии у них зачатков разумной, рассудочной деятельности.

Дело даже не в том, что дельфины — умелые охотники, заботливые родители, верные товарищи, дисциплинированные члены стаи, а если понадобится — умелые ее руководители. Все эти качества есть и у других животных. Но некоторые моменты в поведении дельфинов буквально озадачивают: неужели такое в самом деле возможно?

Представьте себе такую картину. Стая дельфинов охотится на рыбий косяк. Косяк найден, стая догоняет его. Как поступить дельфинам: скорее врезаться в косяк всем вместе и схватить каждому столько рыб, сколько успеет? Можно сделать и так, но ведь толку от этого будет немного: рыбы разбегутся в разные стороны, а поймать зубами вертких рыбешек не так-то легко. Наверняка вся стая останется голодной.

Но происходит нечто совершенно иное. Дельфины выстраиваются цепью, как загонщики, окружают рыбий косяк и постепенно оттесняя, загоняют его на мелководье, в узкую бухту или в другое место, где рыбы лишены свободы маневра. А дальше следует совсем удивительное. Часть дельфинов-загонщиков терпеливо и дисциплинированно остается на своих местах, не позволяя рыбам разбежаться, а другие врываются в стиснутый загонщиками косяк и, хватая одну рыбу за другой, быстро и без особого труда наедаются. А потом дельфины меняются ролями. Те, кто уже утолил голод, становятся на места загонщиков, а их уже потрудившиеся собратья получают возможность насытиться.

Разумно? Вполне. В результате такой координации действий сыты все члены стаи, причем с гораздо меньшей затратой сил, чем если бы каждый дельфин сам по себе гонялся за отдельными рыбешками. Но ведь это нам, людям, существам, способным к рассудочной деятельности, понятно, что так выгодно всем (даже и среди людей, к сожалению, нередко встречаются особи, которые никак не возьмут в толк, что действовать сообща выгоднее, чем каждому в одиночку). А вот чтобы такие аксиомы были понятны животным — это случай далеко не частый, скорее исключительный. Ведь дельфины-загонщики, голодные, наблюдают, как пируют в рыбьем косяке их товарищи. Они должны устоять против простейшего, но очень сильного инстинкта, который наверняка побуждает их скорее кинуться туда же и утолить собственный голод, а не помогать наедаться другим. Дельфин-загонщик должен быть уверен, что товарищи по стае не подведут, что, насытившись, они честно сменят его в цепи загонщиков и дадут ему насытиться.

Особенно ярко такое поведение проявляется у громадных дельфинов-косаток. Хотя их и называют китами-убийцами из-за того, что в свое меню они с удовольствием включают теплокровных животных (тюленей и мелких дельфинов), но основную часть их рациона, как и у других сородичей, составляет все же рыба. Но если бы зверь весом в несколько тонн сам гонялся за каждой рыбешкой, то результат такой охоты просто не возместил бы его затрат сил и энергии. Косатки поступают умнее. Собравшись группой, они окружают рыбий косяк и начинают ходить вокруг него кругами. Круги постепенно сужаются, и гигантские тела создают огромный водоворот, который охватывает весь рыбий косяк и сбивает его в плотную массу. Вот