Небо красно поутру - Пол Линч

«Коровьего болота», до песни или крика горазды они были, не разобрать, ибо певец и крикун приближались едино, и он слышал, как они улюлюкали вверх по улице, и посмотрел, как пропинались они мимо, а потом мимо прошла молодая парочка и скользнула, хихикая и лапая друг дружку, к нему поближе, не заметили они, как он поднялся и хмуро зашаркал куда-нибудь еще, усталый и до ужаса одинокий, а улицы вокруг него притихали.

* * *

Он пошел за тем человеком. Понаблюдал сперва, как тот виснет на косяках двери в таверну, описывая ногою круги по булыжнику. А затем человек этот тяжко ссутулился в ночь, волоча за собою старый чемодан. Одет-то хорошо, да и лицо в завитушках двух седых бакенбард, что подымались чуть ли не до самых глаз. Он пер вверх по улице так, будто толкал перед собою незримый вес. Койл услышал, как сипит он себе да хихикает, и прислушивался к медленному топу его ног.

Газовые фонари лизали долгие тени на улице. Человека шатало, и застревал он на месте, и Койл делал шаг назад подождать под стенкой, смотрел, как тот роется в кармане, что-то ища, и вот увидел, что это носовой платок. Человек поднес его к носу, и дважды протрубил в него, и подался вперед, и пошел дальше, и потащил за собой свои пожитки. Громко запел он было, но слова мертво ссыпались из воздуха, как будто не мог поддержать их он сам по себе, требовался аккомпанемент, но никакого не находилось, и вот вновь остановился перевести дух, и оперся рукою о стену. Таким вот манером путешествовали они по бесплодной улице, останавливаясь и двигаясь дальше, а Койл всякий раз дожидался у него за спиной, а вот уж и следовал за ним по середине улицы, пока не уверился в том замысле, какой в нем вызрел.

Вправо отклонялся переулок, и человек свернул пойти по нему, и вот остановился снова, и выронил чемодан, и встал, расставя ноги, у стоп его начала разливаться лужа ссак, струйки мочи ветвились, затем сплеталась она, и сливалась воедино, и ручейком стекала по склону туда, где вверх бежал к нему теперь Койл, налетая сбоку плечом, которое сшибло человека с ног. Тот тяжко рухнул боком наземь, и из легких его вырвался храп дыханья, а Койл его перекатил. Ни слова против от человека, лишь тихий стон, смрад выпивки да кислого пота, и в лицо ему Койл смотреть не мог. Он пошарил ему по карманам, и отыскал бумажник, и вытащил изнутри банкноты, и высыпал монеты, и помедлил, и сунул единственную купюру обратно в бумажник, а тот впихнул снова ему в пальто, и огляделся, а потом встал и украдкой убрался вниз по улице.

Он свернул за угол, никакого понятия, куда идет, лишь бы найти, где переночевать. Услышал за собою отзвуки шагов и шел себе дальше, услышал, что шаги за ним не прекращаются, и остановился обождать у двери. Шаги замерли, и он двинулся снова, а потом услышал, как те продолжились. Он сунул руку в куртку и сжал в кулаке комочек банкнот, а потом остановился, и встал перед закрытым передом лавки, и подождал. На улице возник очерк мальца. Глаза что у загнанной в угол крысы. Койл посмотрел на него, когда тот проходил мимо, а потом малец остановился, и повернулся, и стоял так, вглядываясь. Койл посмотрел на него в ответ.

Я видал, что ты сделал, сказал малец.

Койл вытащил руку из кармана.

Ничего ты не видал. Пшел нахер.

Видал. Тот дядька на земле.

Ничего я не сделал, так-то.

Еще как сделал, и я это видал.

Койл посмотрел на мальца и выпустил слова висеть в воздухе, а потом кашлянул себе в плечо.

Пшел отсюда, покуда хлопот себе не огреб. У меня в груди болит и в голове болит. Недосуг мне срань от тебя терпеть.

Малец вытер нос тылом руки, а потом сделал шажок поближе, крысьи глазки его вперились.

Дай чутка.

В ухо я тебе дам, а сверх ничего не получишь.

Тогда расскажу, ей-же.

Койл рассмеялся. Кому это ты расскажешь в такое-то время ночи?

Есть люди, так-то.

Слушай, пострелик. Не хочу я тебе больно делать, и не буду.

Малец помолчал, а Койл вышел из дверного проема, и малец отшагнул назад. Койл прошел мимо него и двинулся вверх по улице. Брел он бесцельно, и в уме у него теперь ничего не осталось, кроме сна, а потом услышал он, что малец по-прежнему идет за ним, и медленно повернулся, и вздохнул. Голодный, как я. Подождал его и посмотрел мальчишке в лицо, увидел в нем жесткое упорство голода, и нырнул рукою в карман и уцепился там за монету, и швырнул ее назад вниз по улице.

Валяй, сказал он.

* * *

Лошажий фырчок, и воздух его поцеловал холодом, и он попытался растереться, вытянул ноги, но понял, что едва способен шевельнуться, члены его мертвецки мертвы, а когда он открыл глаза, показалось ему, что раннее утро, и он увидел подле себя Джима на тюке, все тело его облечено в тень, вот только яростный взгляд и видать, и Койл на него посмотрел, и взялся было заговорить, но не сумел подобрать слов, и боролся с собой, а когда отыскал силу, слова у него во рту стали чужими, звучали удушенными словами какой-то животины, ему чужой, и не тем они были, что хотел он сказать, а Джим печально посмотрел на него и опустил голову, а когда заговорил, Койлу не стало слышно слов, ибо то вовсе не слова были брата его, а к тому мигу звучали они уже где-то вдали.

Плеск воды, шлепнувший о жесткую землю, и тут он проснулся. Сарай освещен утренним солнцем, паутинное плетенье на потолке, да лошадь стоит безмятежно. Амбарные двери настежь утру, и увидел он, что мир вокруг все еще облечен в туман. Воздух полнится гомоном да пляской города в этом новом дне, а в груди у него щекотно, и он принялся кашлять в рукав.

Снаружи услышал он шаги и попробовал кашель прекратить, но тут из дымки нарисовалась фигура. Туманный очерк коротышки обрел пред ним плотность, по ведру в каждой руке, и человек этот поставил их наземь, завидя Койла. Вы только поглядите-ка, произнес он.

Койл посмотрел на него, и дядька почесал в затылке. Поди сюда, Мартин, да погляди на это вот. Человек показал. Громадой замаячил еще один, и тоже поставил ведерки, и