Финал в Турине - Алексей Вячеславович Зубков

Отец Пандольфо по-рыбьи несколько раз схватил воздух ртом, но смог произнести ни слова.

— Не ты ли послал своего волка в овечьей шкуре, чтобы привезти сюда де Круа, а потом чтобы устроить ему побег? — продолжил де Виллар.

Отец Пандольфо жалобно булькнул, схватился за сердце и ничего вразумительно не ответил.

— Хочешь спрятаться за церковный суд? — спросила Луиза Савойская, — Я тебе напомню, что Инноченцо Чибо не порвал со своими генуэзскими родственниками. И я сегодня же напишу нашему представителю на конклаве, что если мы будем искать компромисса с Джулио Медичи, то пусть предъявят претензии и по твоей туринской афере. Уверена, что это твоя личная тупая инициатива.

Отец Пандольфо икнул.

— Мы услышим сегодня какой-нибудь ответ? — спросил де Виллар.

— Это была личная тупая инициатива брата Витторио, — ответил викарий, — Или он действовал по поручению епископа. Которое неверно понял. Он вообще невеликого ума был, этот Витторио. Де Круа не вассал Медичи и совершенно ни в каких отношениях с нами не состоит.

— Могу я поговорить с Максимилианом де Круа?

— Нет. Его здесь нет.

— Точно?

— Он с утра забрал коня и уехал. Не сказал, куда.

— Забрал коня?

— А почему рыцарь не должен был забрать коня?

— Тогда могу я поговорить с Шарлоттой де Круа?

— Нет. Она уехала еще вчера и не сказала куда.

— Точно не сказала?

— Клянусь святой Плащаницей! — викарий истово перекрестился дрожащей рукой.

Он нисколько не соврал. Шарлотта действительно не сказала викарию, куда она поехала. Это викарий ей сказал, что она едет в Сакра-ди-Сан-Мигеле.

Когда Рене де Виллар и Луиза Савойская вернулись в замок Акайя, в приемной уже сидел декурион Джованни Рускацио.

— Мессир, я должен доложить об одном возмутительном происшествии, — сказал он.

— Еще один пожар? Нашли виновных по вчерашним?

— Нет. Хуже.

— Куда уж хуже? Измена? Убийство?

— Вроде того. Гости города устроили свою личную войну. Семь трупов, вы представляете!

— Представляю. Этой ночью на пожарах больше погибло.

— Чернь не в счет. Ко мне сегодня пришел законник от Гуаданьи и попросил обратить внимание, что люди Просперо Колонны убили семерых браво, по виду миланцев и немцев, на ферме у моста.

— Откуда он знает про Просперо Колонну?

— У него свидетели из трех соседских домов. Приличные горожане. Кто-то из них узнал Колонну, потому что позавчера видел его на турнире.

— Возмутительно. Савойя поддерживает нейтралитет. У Колонны договор с де Фуа о рождественском перемирии. Луиза, так ты думаешь, что случилось?

— Меня не волнует, что случилось, — настроение Луизы все еще не улучшилось, — Если это не была самооборона, то пусть извинится и уезжает. И де Фуа пусть уезжает со своим перемирием.

— Это не была самооборона, — ответил декурион, — Колонна пришел к тем людям с вооруженным отрядом, и его люди начали с того, что зарезали часового. А потом не прошло и половины дня, как начались эти пожары.

— Почему Гуаданьи? — спросил де Виллар, — Какое дело лионскому банковскому дому до того, кто кого режет на окраинах Турина?

— Законник утверждает, что Колонна напал на важного контрагента Гуаданьи, представителя не менее серьезного банковского дома.

— На кого?

— На Антона Фуггера, племянника Якоба Фуггера.

— Ого! Этот-то что здесь делает?

— Надо полагать, решает финансовые вопросы.

— Чьи?

— Возможно, Маргариты Австрийской.

— То есть, Фуггер сейчас побежит жаловаться ей, а она — моим сыну и брату? — уточнила Луиза.

Декурион пожал плечами.

— Колонне лучше бы покинуть Турин, — сказал де Виллар, — Нам сейчас совсем не нужен скандал между нашими друзьями, Савойей и Францией.

Декурион скромно поддакнул.

— Я попрошу его уехать, — сказала Луиза Савойская, — Кстати, что там с генуэзцами, которые устроили резню у церкви святого Валентина?

— Они официально объявили награду за одного своего земляка, живого или мертвого. Глашатай должен был объявить сегодня в полдень, но я, извините, не вписал имя ему в свиток. Думаю, сегодня всем не до того.

— Подождет. Почему я не вижу извинений или каких-то комментариев, насчет того, что они перенесли к нам в город свои частные войны? Почему они не могут убивать своих земляков у себя дома? Или того же де Круа? Он французский подданный, и французский губернатор мог арестовать его в Генуе росчерком пера. Почему они имеют наглость решать свои вопросы у нас?

— Они меня уведомили заранее.

— Уведомили? Не спросили разрешения? — Луиза начала закипать и даже встала.

Декурион низко поклонился.

— Мы с Генуей периодически выдаем друг другу задержанных преступников, — сказал он.

— Простолюдинов! Пусть убираются к черту! В конце концов, могли бы обратиться ко мне, или к Рене, или к Карлу, если у них есть важные улики против вассала Франциска с графским титулом! Они просто не хотели, чтобы де Круа поговорил со мной! Это не их собачье дело решать, кто может или не может в Турине говорить с Луизой Савойской! Пусть убираются к дьяволу морскому!

— Все, Ваше Высочество?

— Все! Кроме Адорно, они вассалы Карла.

— Они уже собираются, Выше Высочество.

— Вот так? Почему?

— У них сгорело много ценных вещей, а что не сгорело, залито водой или закоптилось. Или украдено.

— Когда эти некуртуазные самодуры уберутся, я помилую всех, кто их жег.

— Кроме тех, кто жег другие дома.

— Да. Джованни, потрудись побыстрее отделить агнцев от козлищ. И еще я хочу знать, кто придумал, что надо поджечь генуэзцев.

— Узнаем, Ваше Высочество.

Луиза устала злиться. Рене проводил ее в спальню, и она там заплакала раньше, чем закрыла дверь.

— Ваша милость! — доложил лакей, — К Вам посыльный с докладом!

— Кого там черти носят?

Черти принесли Мальваузена. С подвязанной челюстью и пучком бумажек.

— Идем в кабинет, там доложишь. Поймал?

Мальваузен покачал головой и протянул бумажки. Времена, когда медики стали презирать каллиграфию, еще не наступили, и доклад читался быстро. Краткий рассказ про то, как взяли Тодта и Мятого, как погнались за Терцо и догнали, как Мятый потом сбежал. Также упоминался Бонакорси, который проследил за телегой золота, не взялся отбить ее у фуражиров Фрундсберга и в настоящее время находится в Турине, помогает лекарю на