Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

призрак умирающих деревьев давал политическое влияние, чтобы добиться принятия мер по борьбе с выбросами, над чем они давно работали. Ученые-лесоводы взывали к СМИ и, наконец, почувствовали себя услышанными. Для “зеленых” полученные результаты стали доказательством того, насколько шатким было экологическое равновесие. Все это рассматривалось как экзистенциальный кризис: судьба леса была комментарием к судьбе, ожидающей страну. “Если умрет лес, умрет и человек”, – гласил один из заголовков. Елки описывались как “калеки” или “трупы”, как будто речь шла о людях, а не о растениях.

Здесь важно, что природа и нация были неразделимы и волнения происходили вокруг немецкого леса вообще, а не отдельных лесов со своими характеристиками. Хуберт Вайнцирль, глава BUND, назвал ситуацию “nationale Kultur-Katastrophe”. Гельмут Коль объяснял, что у немцев уникальное эмоциональное отношение к своему лесу, поэтому его выживание было вопросом судьбы. Почему еще, спросил он, на его защиту сплотились немцы, а не французы? – утверждение, которое, несмотря на свою логическую ошибочность, успешно сыграло на национальных стереотипах о душевном немце, абстрактном французе и жадном до денег англичанине. Несколько газет процитировали стихотворение Йозефа фон Эйхендорфа “Прощание” (1810):

Леса, поля и дали

Сияющих вершин,

Где был моей печали

И радости притин![19]

В 1983 году активисты-экологи из группы Robin Wood поднялись на Нойшванштайн, фантастический замок Людвига II, и развернули баннер “Спасите Heimat!”42.

Тревога была ложной. В конце концов, ель и пихта не были похожи на людей на смертном одре, и многие из них прекрасным образом выздоровели. Что именно стало причиной потери игл, с тех пор служит предметом научных споров. Однако еще до того, как “вымирание” леса оказалось фантазией, оно успело вызвать глубокие чувства у целого поколения немцев. Среди них была молодая семья Кремсов. Отец, Буркхардт Кремс, преподавал административное право в политехническом институте, его жена Беттина была домохозяйкой и аспиранткой исторического факультета. У них было две дочери – трех и десяти лет, а также пятимесячный сын. Летом 1983 года они обратились в Конституционный суд с просьбой защитить их право на природу. В июне родители ехали из своего дома недалеко от Кёльна на ежегодный церковный конгресс в Ганновере. Пересекая холмистый Зауэрланд, они были потрясены видом “умирающих лесов и падающих деревьев”. Как они могли оправдаться перед детьми за то, что оставляют им такой мир? По возвращении пара работала день и ночь и собирала материалы о загрязнении дымом. Профессор доктор Кремс был социал-демократом. К сожалению, он обнаружил, что большинство его товарищей лишь на словах заботились об окружающей среде из страха перед “зелеными” и, в конце концов, ставили “рабочее место выше места для жизни”. Пара создала собственную сеть. Они нашли группу самопомощи, состоящую из родителей детей, чья щитовидная железа пострадала из-за выбросов близлежащих предприятий, так называемых “псевдокрупповских” детей. Кремсы привлекли на свою сторону лесовладельцев-аристократов, делегатов по охране окружающей среды нескольких региональных церквей, а также популярного режиссера фильмов о животных и телезвезду Бернарда Гржимека43.

Их аргументы в пользу права на чистый воздух интересны с нескольких точек зрения. Во-первых, вину возложили непосредственно на крупную промышленность и правительство; в том же году группа “критически настроенных акционеров” атаковала угольного и электрического гиганта RWE как “последнего истребителя леса”. То, что Кремсы, как и миллионы других владельцев автомобилей, не были полностью невиновными, выпало из поля зрения. Правда, они настаивали на использовании каталитических нейтрализаторов и более чистых заправках, но все равно ездили на машине, а не на поезде. Во-вторых, юридическое обоснование их требования раскрывает диапазон идей, питавших энвайронментализм в эти годы: гражданство, христианство и страх перед соучастием. Кремсы утверждали, что дым и сера нарушают их “право на жизнь и физическую неприкосновенность”, а также на “свободное развитие… личности” (статья 2). Они пытались привлечь государство к ответственности за несоблюдение собственных правил выбросов и за участие в “химической войне”, что означало невыполнение обязательств проявлять осторожность, связанную с обладанием властью. Кремсы защищали права детей расти и дышать чистым воздухом, предвосхищая более поздние аргументы в пользу справедливости поколений. Одновременно они ссылались на христианские и романтические идеалы. Они утверждали, что “опыт природы” (Naturerlebnis) является конституционным правом, поскольку Основной закон уходит своими корнями в христианство и западную цивилизацию. Способность “переживать в природе дело Творца” логически возникла из свободы веры. Их права как родителей обязывали их воспитывать своих детей “с уважением к живой природе”. Они защищали свое “право слышать пение жаворонка и кваканье лягушки, даже если это не имело непосредственной экономической ценности”. Конституционный суд вежливо посоветовал Кремсам сначала передать дело в суд низшей инстанции. Беттина Кремс-Хемесат присоединилась к “зеленым”, обвинила правительство в препятствовании повышению европейских стандартов выбросов и продолжила борьбу за экологическое верховенство закона в общественной сфере; в 1986 году она покинула пост регионального партийного руководителя, потому что, по ее мнению, для большинства “зеленых” окружающая среда больше не была приоритетом, а на первое место вышли вопросы, связанные с правами женщин и беженцев44.

К середине 1980-х годов энвайронментализм выделялся в Германии в нескольких ключевых отношениях: у него была самая большая народная база, Партия зеленых в парламенте и множество громогласных протестующих45. Но что насчет населения в целом? Были ли немцы “зеленее” своих соседей? Исследования 1982 года призывают к осторожности суждений. “Окружающая среда” вызывала растущую озабоченность по всей Европе, но разные общества беспокоились по-разному. Немцев загрязнение воздуха беспокоило гораздо больше, чем их нидерландских и датских соседей, хотя даже среди немцев обеспокоен был лишь каждый третий. Британцы, датчане и итальянцы были намного сильнее встревожены истощением мировых лесных ресурсов. С другой стороны, немцы и итальянцы выразили большую обеспокоенность по поводу “возможного ущерба атмосфере” от углекислого газа, выделяющегося при сжигании угля и нефти, чем французы и бельгийцы. Примечательно, что “ущерб, нанесенный ландшафту”, волновал лишь немногих европейцев и немцев – повод вспомнить все панегирики Landschaft. Немцы и итальянцы были чуть более готовы, чем британцы и французы, защищать окружающую среду, “даже рискуя сдержать… экономический рост”, – но всех их опередили датчане46.

Это были мнения взрослых. Немецкие дети же обнаружили экологию среди предметов в своем школьном расписании. В 1970-х годах первые школы поддержали проекты, в рамках которых ученики брали пробы хлоритов и измеряли уровень кислорода в близлежащих реках. В 1974 году в средней школе Клаусталь-Целлерфельда, старого железорудного городка в горах Гарца, был введен курс по экологическим проблемам. Девиз был позаимствован у американских защитников окружающей среды: “Думай глобально, действуй локально”. Учащиеся выпускали газету, беседовали с