Французская тропа - Вальдемар Лысяк

уставших лошадях, с уставшими сердцами. А по­том пришла зима, и они уже были лишь раненой добычей, оставляющей кровавые следы. В Эльзасе остался тяжело ранен­ный унтер-офицер по фамилии Ковалецкий, но, скорее всего, Ковалевский. Именно в Танн.

Я отправился туда после посещения Роншамп. Танн – это городишко, нанизанное на поток Тур, затерявшееся в долине с тем же названием, окруженное высокими, поросшими лесами взгорьями; там много традиционных домиков и ла­вок; здесь гордятся коллегией, башня которой – это единственная, вытянутая в сторону неба городская достопримечатель­ность. Эта вот коллегия, некоторые здания, две низкие башни, оставшиеся после фортификационной линии, еще парочка объектов – только они и помнят поляка по фамилии Ковалецкий.

Его привезли сюда поздней осенью 1813 года, чуть ли не в начале зимы, и разместили в домике вдовы император­ского гвардейца, что стоял на берегу. Через несколько месяцев Ковалецкий уже мог ходить самостоятельно. Через три года он женился на вдове и усыновил ее двух детей от предыдущего брака (теперь у них их было трое). Эта женщина первой рассказала ему про клад Мазарини и про колдунью из Энгельбурга.

Замок Энгельбург был возведен в XV веке на одном из каменных возвышений, нависающих над Танн. В наивыс­шей точке скалы вырос массивный донжон, названный языческой башней, поскольку, как гласила традиция, выстроили его на римских развалинах. В военном, 1673 году интендант Пьер Понсе ле Ла Ривьер привез из Жироманьи минеров, которые крепость взорвали. Донжон переломился и частично рухнул вниз. Один из его фрагментов, в форме гигантского каменного кольца, осел вертикально на руинах, словно подзорная труба, направленная на противоположные склоны. Оно стоит там и до нынешнего времени, будучи единственным, если не считать фрагментов куртин и донжона, признанных исторической памяткой в 1898 году, воспоминанием о крепости. Быть может, сейчас он располагается в другом, чем первоначально, месте – этого уже не проверить – но это уже не имеет существенного значения.

Вскоре после подрыва в Танн появились четыре таинственных пришельца, говорящих с испанским акцентом. В го­роде они остановились на неделю, в течение которой на развалинах Энгельбурга частенько видели мерцающие огоньки и громадные тени, пляшущие на изломах камней. Через неделю чужаки уехали, но только втроем – четвертый навсегда ос­тался в развалинах. Жителей долины интриговала цель их поисков, но когда вскоре после отъезда упомянутых типов два обывателя Танн, у которых удачи было меньше, чем предприимчивости, заплатили за свое любопытство смертью в руинах замка, вспомнили, куда ведет излишний праздный интерес, поэтому на какое-то время походы в замок прекратились. Именно тогда в долине поселилась легенда о колдунье, стерегущей сокровища кардинала, спрятанные в замковых подзе­мельях, и убивающей пытающихся их раскопать смельчаков – взглянув на них сквозь отверстие каменного круга, оставше­гося от донжона. Колоссальное кольцо назвали "глазом колдуньи", и название это сохранилось до нынешних времен, обра­зуя – вместе с самим кругом – визитную карточку для туристов, посещающих Танн, хотя мало кто уже в долине помнит, от­куда это название взялось. Память о легенде на берегах Тур уже умерла.

В легенде о сокровищах Мазарини имеется зерно истины. Кардинал-министр Джулио Мазарини стал хозяином замка Энгельбург в пятидесятых годах XVII века по воле Людовика XIV. Зимой 1659 года в долине появился конвой воору­женных людей, которыми командовал многолетний ближайший помощник Мазарини, фактический командир королевских мушкетеров (номинальным считался герцог де Невер, племянник кардинала) сорокалетний шевалье Шарль де Батц-Кас­тельмор д'Артаньян, из которого впоследствии Дюма сотворил Баярда[31] эпохи Абсолютизма. Эскортирующие тяжелую, кры­тую повозку мушкетеры вскарабкались на холм и исчезли в замковых воротах. Д'Артаньян спешился и уже через три дня долину покинул. Вся эта спешка, а, может, и замысел – привели к тому, что сделанный мушкетером эскиз того фрагмента подземелий, в котором он замуровал то, что замуровал, был небрежным и неточным. Неточным настолько, что потом се­мейство покойного кардинала уже было не в состоянии отыскать того, что хотело найти.

Особую заядлость в поисках проявляла никому не известная женщина, которую называли "черной дамой", по­скольку ее всегда видели в длинном черном платье, обшитом черными кружевами. Она, якобы, должна была находиться в подземельях замка Энгельбург в момент поджига пороховых зарядов. Именно из нее людская молва и сделала колдунью из Энгельбурга, которая стережет клад Мазарини и убивает посредством каменного окуляра, который называют ее глазом.

В первой половине XVIII века местному попику было видение – перед ним явился покровитель Танн, Святой Тьебо, и посоветовал обратиться к экзорцисту. В то время экзорцистов было гораздо больше, чем после появления фильма Фридкина[32], поэтому у Танн не было особых трудностей, чтобы нанять такого мастера – его привезли из Метца. Мастер, соответствующим образом запрограммированный "Молотом ведьм" незабвенной памяти профессоров теологии Шпренгера и Инститора, уже с самого начала заявил, что здесь, вне всяких сомнений, виноват "суккуб", то есть, демон женского рода, сотрудничающий с Фарелем, то есть дьяволом-изгнанником, который заботится о закопанных колдуньей мазях, и что такого демона можно изгнать из живого тела, но вот возможности изгнать его из камня он, скорее всего, не видит. Тем не менее, услыхав, что здесь закопаны не мази, а монеты, причем – в огромном количестве, поспешил на холм со святой водой, чтобы попробовать. Попытка завершилась несчастьем, экзорциста нашли на склоне, близкого агонии. Сегодня мы бы сказали, что он устал от подъема, результатом чего стал сердечный приступ, но тогда сказали, что он пал жертвой колдуньи из Энгельбурга. Перед смертью он, якобы, прошептал, что колдунью может уничтожить взглядом белая женщина царственного вида, этот взгляд должен быть подобен тому, которым Христос пронзил глаза Иуды в момент поцелуя.

Я сомневаюсь, понимал ли экзорцист лейтмотив Джотто, который можно назвать линией сопряжения глаз или, точнее, струной сопряжения глаз; но, вне всякого сомнения, он должен был видеть самую знаменитую картину с этим мотивом, Поцелуй Иуды, кадр из Взятия под стражу. Джотто ди Бондоне, гений итальянского треченто[33], который революционизировал европейское искусство, и которого Боккаччо назвал "Величайшим в мире живописцем", написал в Падуе, в маленькой церквушке Капелла дель Скровеньи, серию из тридцати семи феноменальных фресок из жизни Девы Марии и Христа. Для большинства из них драматическим эпицентром является именно то, что я называю струной сопряжения глаз – невидимая линия длиной в десяток с небольшим сантиметров между глазными яблоками двух людей, глядящих друг на друга. Вы можете найти ее в "Марии