Холодные чары. Лед в истории человечества - Макс Леонард

научной работы с ледниками, действий правительств по изменению климата, культурных вопросов и многих других аспектов. Но криополитика – это нечто, чем страны умеренного пояса занимаются с тех пор, как соперничающие мореплаватели пытались пробить путь через Северо-Восточный и Северо-Западный проходы. Капиталистическая геополитика не стала ждать, пока лед растает. Эти белые пятна на картах были спорными территориями 500 лет назад: можно сказать, что криополитика родилась в криоторговле и криосоревновании XVI века.

Если раньше проблема с Северо-Западным проходом заключалась в том, что его не было, то сегодня проблема в том, что из-за таяния льдов он есть. И все по-прежнему стремятся к нему.

Первый одиночный переход Северо-Западного прохода был осуществлен в 1944 году, а первый грузовой корабль, не сопровождаемый ледоколами, прошел через него в 2014 году. Благодаря таянию льдов этот путь теперь становится доступным для коммерческих судов, и мировые державы начинают бороться за право использовать новые, ставшие возможными маршруты. Канада считает, что различные пути, составляющие Северо-Западный проход между материковой частью Канады и ее арктическими островами, являются внутренними водами, и, следовательно, находятся под ее суверенным контролем; другие же определяют их как международные воды. А в 2019 году госсекретарь США Майк Помпео назвал притязания Канады «незаконными» [22]. Тем временем китайцы начали заявлять: «В будущем по этому маршруту будут плавать суда с китайскими флагами» [23]. «Китай примет соответствующее решение в зависимости от различных факторов», посылая четкое, хоть и загадочное, заявление о своем намерении. В других частях Арктики Россия устанавливает флаги на морском дне, пытаясь расширить свои права на суверенитет и исследования.

«Это не XV век. Нельзя просто путешествовать по миру и втыкать флаги», – ответил один канадский чиновник [24]. Возможно, он немного ошибся в столетиях, но на самом деле это совсем не отличается от действий Кабота, Фробишера, Баренца и Гилберта.

5. Ученые и гурманы

Новая наука о холоде и пагофагии

Кто стремится постичь природу, пусть обратится к хранилищу снега или льда.

Фрэнсис Бэкон.

«Sylva Sylvarum»[86] (1626)

Чистая вода Уолдена мешается со священной водой Ганга[87].

Генри Дэвид Торо.

«Уолден, или Жизнь в лесу» (1854)

Вселенная не обязана быть для вас понятной.

Нил Деграсс Тайсон. «Астрофизика с космической скоростью, или Великие тайны Вселенной для тех, кому некогда» (2017)

Когда телегеничный астрофизик Нил Деграсс Тайсон опубликовал афоризм, приведенный в эпиграфе этой главы в своем Twitter, он нашел отклик у современных читателей, дрейфующих в море социальных сетей, собрав тысячи лайков и ретвитов. Выражая одновременно космическое безразличие и человеческий инстинкт бросать вызов этому безразличию, пытаясь осмыслить мир, цитата породила множество мемов. Однако наша дезориентация в переполненной информацией, технологически сложной и все более непостижимой среде – ничто по сравнению с положением мореплавателей XVI и XVII веков. Тогда не существовало ни Google Maps, ни GPS, которые могли бы привести их к несметным богатствам за пределами льдов. Как бы много денег или надежд они ни вкладывали в поиски Северо-Западного прохода, Вселенная не была обязана даровать им успех. Она не уступала ни дюйма: на Севере их ждало лишь ледяное безмолвие. Лед как преграда. Он препятствовал их продвижению, был лишен жизни. С их точки зрения, он был бесполезен как в природном, так и в экономическом отношении. А когда лед захватывал и сокрушал их корабли, он становился смертельной угрозой, неумолимым врагом[88].

В записях моряков, собранных Хаклитом, легко заметить некоторые темы, которые будут доминировать в представлениях жителей умеренных широт о ледяных северных районах в последующие века: мы становимся свидетелями зарождения того, что можно назвать героическим отношением ко льду. Также встречаются несколько признаков («Острова льда: вещь редкая и удивительная, которой стоит придавать большое значение»), указывающих на красоту и благоговение, превращающих устрашающее столкновение в возвышенное переживание – опыт, который мы подробнее исследуем с романтиками чуть позже.

Что мне кажется забавным, так это то, что моряки не стремились попытаться объяснить лед. Для них он был чем-то элементарным, просто был, потому что было очень холодно, что, полагаю, соответствовало их представлению о зиме в тех местах, откуда они были родом. Вместо этого они уделяли внимание более эффектным вещам, таким как пирит или рога единорогов (на самом деле нарвалов). Скудность европейских знаний о северных окраинах планеты отражалась на уровне их понимания самого льда.

Но другие в конце XVI–XVII веков начали искать новые способы объяснения природных явлений. То, что мы теперь называем научной революцией, уничтожило устаревшие представления о природе, некоторые из которых оставались актуальными со времен древних греков благодаря эмпирическим наблюдениям, систематическим экспериментам и индуктивному мышлению. Вместо того чтобы искать их в ледяных пустошах, эти натурфилософы (термин «ученый» был введен только в XIX веке) нашли свою terra incognita в лаборатории. Их путешествия в поисках природы бытия сделали Вселенную более понятной, и я не первый, кто видит сходство между этими двумя видами исследований: «Полярные области физики привлекают боевой дух ученых так же, как Северный и Южный полюса привлекают исследователей», – писал позднее нидерландский ученый Хейке Камерлинг-Оннес[89] [1].

Научная история льда начинается более или менее с вопросов, которые сэр Уолтер Рэли задал Томасу Хэрриоту в конце XV века относительно того, как лучше всего укладывать пушечные ядра на палубе корабля. Это была задача, касающаяся эффективной упаковки сфер, и Хэрриот, известный математик и астроном, был тем, кто мог на нее ответить. Хэрриот верил, что вся материя состоит из мельчайших частиц (он был «атомистом»), и потому можно подумать, что для него ядра на палубе корабля были одновременно увлекательной математической задачей и макрокосмом внутренних процессов самого мира.

Почти через два десятилетия с Хэрриотом проконсультировался знаменитый астроном Иоганн Кеплер по вопросу оптики. Проблема упаковки сфер, безусловно, захватила воображение Кеплера: в 1611 году он опубликовал книгу «Новогодний подарок, или О шестиугольной снежинке», в которой пытался ответить на вопрос, почему замерзшая вода всегда падает с неба в виде крошечных шестиугольных цветков.

То, что снежинки имеют шесть сторон, было известно в Китае еще в 135 году до нашей эры[90], но это знание так и не дошло до Европы, и «Шестиугольная снежинка» стала первым подробным исследованием формы и структуры снежинок – или, если быть точным, любого вещества – и положила начало науке о кристаллографии. В этой работе Кеплер задавался вопросом, является ли шестиугольность снежинок неотъемлемой чертой или же она возникает под воздействием внешних