От порога за горизонт - Станислав Гусев

мы теряем восемьдесят процентов нашей личности, мы теряем возможность шутить, иронизировать». Тут с соотечественниками не всегда получается найти общий язык, а с иностранцами – тем более. Официант принес счет, надменно протянул его мне с таким лицом, будто в этом кафе я его обслуживаю, а он тут гость, причем высокопоставленный. Я расплатился, взял рюкзак, направился к выходу. Отворив тяжелую дверь, я завернул за угол и неожиданно столкнулся с ней, с той самой моей иностранкой. Она вздрогнула в испуге от резкой неожиданной встречи, затем взглянула в мои глаза, наградила лучезарной улыбкой и пошла своей дорогой, а я – своей. Ее развевающиеся на ветру волосы скользнули по моему лицу, я ощутил приятный аромат духов. Порадовать девушку тем же мне не удалось: в путешествия я не беру туалетную воду – ее отбирают в аэропортах. Идя по улице, я думал: «Мы случайные незнакомцы, которых жизнь свела друг с другом в огромном Париже на один короткий миг. Наши пути соединились, практически столкнув лбами, а потом мы, словно городские дороги на одном из перекрестков, пересекая друг друга, устремились к новым горизонтам». Ступеньки тоннеля стремительным ритмом вели вниз. Скрылся солнечный свет, под землей лампы светят всегда одинаково, отчего пропадает ощущение времени суток. Я пошарил в кармане, отсчитал мелочь.

Звон монет, запах сырости, стук колес вагона метро, молчаливые люди, французский голос: Le Louvre station.

Стеклянный треугольник знаменитого Лувра мысленно отсылал меня в Гизу, отражал солнечные лучи, призывно манил. Длинная извилистая очередь тянулась ко входу. Я смотрел по сторонам и крутил пуговицу пальто, хмурый араб неподалеку чесал ногу; моя нога тоже немного зачесалась. Невысокая азиатка заразительно зевала, я зевнул в ответ. Мы стали незнакомыми попутчиками и вместе «мчались» навстречу великому искусству со скоростью 30 метров в час.

Когда я оказался внутри знаменитого Лувра, эмоции переполняли. Фантазия начала становиться реальностью. Однако на деле все оказалось не столь безупречным.

Главным разочарованием музея явилось отсутствие аудиогида на русском языке. «Ну как так? Это ж не по-христиански». Наличие Wi-Fi частично компенсировало недоразумение (в телефоне я смог найти интересующую информацию), и в то же время поселило внутри странное неловкое чувство. Великое древнее искусство и современные технологии вызывали во мне противоречивые чувства, это сочетание никак не уживались в единой композиции моего мира. Да, Лувр поражал масштабами и величием, однако не имелось в нем тепла и уюта для культурной души. О, как мне не хватало там наших музейных бабушек с открытыми сердцами, утонченным внутренним миром и желанием впихнуть тебе в голову (порой даже насильно) ценные знания. Вместо них в залах Лувра на современных пластиковых стульях сидели скучающие темнокожие девушки и парни, жуя жвачку и слушая музыку в наушниках. Хорошая попытка, Лувр, покорить меня технологиями, но все же мое сердце принадлежит Эрмитажу.

Я бродил по залам, удивлялся и поражался. Скользил восхищенными глазами по великим полотнам, задерживая взгляд на мелких деталях и затаив дыхание. Со стен смотрели мрачные картины великих художников в массивных резных рамах, за стеклом блестели золотые украшения королевских династий, женщины смотрели на мраморные ягодицы античных богов, китайцы фотографировали каждый метр знаменитого музея.

На горизонте появилась шумная толпа.

Мона Лиза

Импульсивные азиаты и улыбчивые европейцы с фотоаппаратами и телефонами плотно держали оборону вокруг легендарной картины. Не без труда мне удалось прорваться к ней настолько близко, насколько это возможно. Остановившись перед ограждающей веревкой, я собрался с мыслями, поправил все, что мешало, почесал все, что чесалось, и перевел взгляд на картину.

Еще до путешествия в Париж я много читал о ней: полотно называли величайшим шедевром и поговаривали, что изображенная на нем женщина несет в своем взгляде магическую загадку. Я скептически относился к хвалебным отзывам, но очень хотел своими глазами увидеть предмет восхищения миллионов, и уже потом сложить свое мнение. И вот наконец я оказался рядом с ней, взглянул на картину и буквально остолбенел. Знаменитая Джоконда магнетической силой приковала меня к себе. Она смотрела, будто живая, не в глаза, а прямо в душу, загадочно улыбалась и гипнотизировала. Я и не думал, что получу столь мощное впечатление при знакомстве с ней. Ноги окаменели и вросли в пол, а глаза, прикованные к картине, плавно скользили по линиям. Мона Лиза, осознавая своя силу и наслаждаясь этой властью, еле заметно ухмылялась.

Рядом толпились люди, ругаясь и толкая друг друга. Многие подбирались к Джоконде, спешно делали несколько кадров, разворачивались и уходили прочь, даже не задержав взгляда на ее загадочной улыбке. Небрежно и мимолетно, даже не пытаясь ее рассмотреть, насладиться магией, фотографировали и уходили, уткнувшись в экраны телефонов. Просто поставили галочку, выложили фото в соцсеть, бросили пыль в глаза. Мол, «был в Лувре, видел Мону Лизу, просветился». Мне стало горестно и даже стыдно перед картиной за таких людей. А потом я осмотрелся и осознал, что сам стою с фотоаппаратом в руках. Задумался: «Ведь я только что ее тоже фотографировал. Вечером, вернувшись в хостел, я лягу на кровать и под храп сенегальца так же, как и они, выложу фотографию Моны Лизы в социальные сети и напишу какие-то возвышенные слова, расскажу, как меня впечатлила эта картина». Выходит, я такой же?! И, возможно, разница лишь в том, что меня грызет совесть.

Я часто задаюсь вопросом: что важнее – прожить момент или запечатлеть его? Сохранить в памяти или же на снимке фотоаппарата? Наверное, для большинства людей ответ очевиден, но я фотограф, а фотографы – люди сумасшедшие, помешанные на своем деле. Я давно заметил, что у меня не получается в полной мере наслаждаться моментом «здесь и сейчас». Я жадно складываю эмоции, ощущения, чувства, картинки и мелодии в пространство своей души. И только потом, спустя время, разобрав и уложив все по своим местам, мысленно возвращаюсь туда. Я не спеша рассматриваю и чувствую, растягиваю этот сладостный миг и, медленно смакуя его, наслаждаюсь.

Я убрал фотоаппарат в рюкзак и, не двигаясь с места, не шевелясь, был с Джокондой. Вероятно, в очереди за спиной меня материли на разных языках мира за долгое пребывание на удобном месте, но мне было все равно. Ведь я смотрел на Джоконду, а она смотрела на меня. Этот миг был лишь для нас двоих. Казалось, ее грудь вздымается с каждым вздохом, уголки губ еле заметно поднимаются вверх, а глаза блестят таинственным огнем. Она будто бросала надменный взгляд на окружающую шумную толпу и говорила: «Вот глупцы».