От порога за горизонт - Станислав Гусев

Не помню, как простился с ней и преодолел несколько просторных залов с другими великими картинами. Опьяненный магией Джоконды, я двигался по коридору и улыбался, ощущая внутри свет. Хотелось чувствовать это свечение бесконечно. Спустя несколько часов я вышел из Лувра, задумчивый и погруженный в мысли. На площади у стеклянной пирамиды было многолюдно: китайцы позировали с вытянутыми руками, будто треугольник музея – это чайный пакетик; влюбленные парочки целовались под каменными статуями, а по дороге проносились экскурсионные автобусы. Я понял, что сильно проголодался, когда увидел пожилую даму, жадно и сладостно жующую бутерброд. Искусство искусством, а обед по расписанию.

На каждый город моего европейского путешествия был выделен свой бюджет, который покрывал все расходы нижней ступени пирамиды потребностей и захватывал кое-какие аспекты из более высоких. Но из-за неправильной брони в хостеле и потере денег мой французский бюджет исключал когда-то запланированные ужины в ресторанах. Не припомню ни одного моего путешествия, в котором все прошло гладко и по плану. В супермаркете неподалеку продавались готовые обеды, которые выручали туристов со скромным бюджетом. На этикетке коробки, которую я выбрал, было написано: la carbonara. С уставшим лицом и карбонарой в руках я бродил в поисках уединенной лавки для трапезы. Спустя двадцать минут изнурительных бесполезных скитаний я сдался. Солнце спряталось за домами, ночь опустилась на Париж и зажгла фонари. Чувство подавляющей тоски и усталости овладевали мной. Похолодало. Замерзший, уставший и расстроенный, я сидел на бордюре и ел холодную карбонару из пластмассового контейнера, закусывая длинным хрустящим багетом (хотя, надо отметить, паста была великолепна), и думал: «Ну почему у меня всегда так? С лишениями, превозмоганием и преодолением».

После ужина жизнь наладилась. Ночной город вновь обрел яркие краски. Оказывается, мир не обречен, когда ты сытый. На этом мои планы на день не заканчивались. Было еще одно место в Париже, которое я мечтал посетить, и собирался сделать это незамедлительно.

Эйфелева башня

Синяя стрелочка навигатора вела меня к главному символу Парижа. Слева снизу в кроссовке натирала мозоль, справа сверху на открытом балкончике громко смеялись французы. Толстый продавец кавказской (кажется) внешности лениво крутил телефон в руке, сидя за прилавком небольшого магазинчика. Знакомая картина согрела душу.

– Water? – спросил я его.

Мужчина коротким движением носа указал на прилавок.

Я прошелся взглядом по прилавку с водой, но с соседней полки на меня смотрели стройные и изящные бутылки белого вина. Поблескивая светлым янтарем, они игриво твердили мне:

– Станислав Витальевич (а с алкоголем я на «вы»), не хотите ли провести приятный вечер в нашей благородной компании?

– Благодарю вас за предложение привнести в мое ночное свидание с Эйфелевой башней нотку романтики. Я нахожу его весьма привлекательным. Пожалуй, так и поступим.

Один мой друг говорит: «С алкоголем нужна особая романтика. Даже в будничной попойке в гараже необходим стиль. Утонченные отношения с алкоголем придают этому процессу пикантности и романтичности. К пьянкам нужно подходить как к свиданию с девушкой. Если относиться к этому делу творчески и с уважением, то и наутро не так сильно болит голова».

У него этот процесс выглядит как красивый ритуал. Даже водку он ласково называет «водочка».

Гладкая и красивая бутылка вина (а вино я выбираю именно по этому критерию) оказалась у меня. В приятном возбуждении я вышел из магазина, снял акцизную марку, разогрел горлышко первобытным способом, натерев его рукой, приготовил штопор – большой палец правой руки – и вдавил им пробку внутрь. Однако все не так просто. Те, кто когда-либо открывал вино подобным способом, знают, что при наклоне бутылки законы физики возвращают пробку на ее законное место, и та опять затыкает горлышко. «Путь к победе тернист», – вспомнил я чью-то философскую фразу и начал искать решение проблемы. Подобрав с земли палку, я протолкнул ею пробку внутрь, не вынимая ее, наклонил бутылку и сделал несколько глотков. В это момент из-за угла вывернули полицейские. Я не знал местных законов, поэтому спешно спрятал бутылку во внутренний карман пальто и поспешил от них удалиться. Улочка, пропитанная чарующей атмосферой столицы, вела к символу Франции. Я шел на свидание, периодически приподнимая карман пальто и отхлебывая вина, ощущая себя при этом интеллигентным алкашом из советских фильмов.

На пути встречались уютные и аутентичные кафе и рестораны, именно такие, которые нам показывают во французском кино. Если днем посетители сидели на улице, то теперь они переместились внутрь. Чашки кофе на тесных столиках сменились бокалами белого вина. Свет плафоном подсвечивал их, даже с темной улицы было заметно, как они сияют медовым оттенком. Кованые фонари, склонившись над улочкой, проливали желтый свет на гладкую брусчатку. Массивные дома парадными фасадами загораживали простор. Но внутри присутствовало волнительное ощущение, что где-то здесь, за крышами и фасадами, скрывается волшебство. Вскоре, выйдя из-за поворота, проскользив взглядом по линиям балконов, в ночном синем небе я увидел ее – легендарную Эйфелеву башню. Железная красавица гордо возвышалась над Парижем, мерцая магическим блеском софитов. Мои зрачки расширились от восторга, сердце застучало бешено. Чуть ли не бегом я поспешил на смотровую площадку. Дальнейший путь был как во сне: брусчатка, перекрестки, светофоры, люди, французская речь и где-то недалеко романтичные песни. Мраморные ступени, вытянутая площадка – и вот наконец изящная железная леди в вечернем наряде предстала передо мной полный рост. У меня перехватило дыхание. Никогда не подумал бы, что она вызовет у меня такой восторг, похожий на тот волшебный восторг ребенка в новогоднюю ночь. Я просто стоял, завороженный ее магией, и улыбался, не замечая ни времени, ни надоедливых продавцов статуэток, ни-че-го вокруг. Я пил вино из горлышка и смотрел на башню. Куда-то испарились холод, голод, усталость. Вместо них пришли радость, возбуждение, восторг. Площадь была заполнена людьми. Они стояли, сидели и лежали. Люди из уголков нашей планеты, совсем разные, и одновременно такие похожие, ведь в этот миг всех нас объединяла одна – невероятная Эйфелева башня.

Ко мне подошел африканец со связками статуэток в руках и спросил, откуда я приехал. А затем, узнав, что я из России, произнес на русском: «Дрюк, саботаж, компаньон». Но это не помогло ему всучить мне статуэтку. У ограждения я познакомился с португальскими фотографами. Они снимали башню со штатива. Мои слова про сборную Португалии по футболу и Роналдо они восприняли с воодушевлением и одолжили штатив, чтоб я мог сделать фотографии на длинной выдержке. Рядом слышалась громкая восторженная иностранная речь. Крупная