Черная книга - Александр Григорьевич Домовец

— Типун тебе на язык, Терентьич, — сказала Князева сурово. Повернула меня к свету. — Ну, и вид у вас… На скуле ссадина, под глазом синяк. М-да…

— Естественно! Я же не в шахматы с ними играл, — огрызнулся я, приглаживая волосы слегка дрожащими руками.

— Да уж лучше бы в шахматы. А костюм-то, костюм!

Увы, мой светло-серый костюм собрал всю грязь тротуара. Жалко, он мне нравился… Князева коротко задумалась.

— Пойдёмте ко мне, — скомандовала неожиданно.

— Зачем? — спросил я хмуро.

— Чистить костюм и приводить в порядок лицо. На скулу пластырь, под глаз примочку.

— На ночь глядя в незнакомый дом, да ещё в таком виде? — запротестовал я. — Неприлично же и вообще…

Девушка посмотрела на меня иронически.

— Ну, если неприлично, тогда отправляйтесь восвояси. И приготовьтесь, что извозчик в таком виде вас к себе не посадит. А первый же городовой заберёт в участок.

Она была, конечно, права. Ситуация к церемониям не располагала. Провожаемые тревожным взглядом Терентьича, мы поднялись на третий этаж.

Квартира Князевой мне понравилась. Просторная, обставленная удобной мебелью, с персидскими коврами на полу и стенах, была она вся пронизана лёгкими запахами духов, помады, пудры, кремов (чем там ещё женщины пользуются?).

— Идите в ванную комнату, — скомандовала девушка, открывая одёжный шкаф. — Снимите костюм, я его почищу. А пока наденьте вот это.

Она вручила мне извлечённый из шкафа предмет одежды, в котором я с ужасом признал шёлковый женский халат. Да ещё ярко-красный.

— Нет, я не могу… — сказал сдавленно.

— Ну, так ходите голым, — хладнокровно предложила Князева. — Будет очень пикантно… Как вы справедливо заметили в ресторане, я девушка одинокая, мужской одежды в доме не держу.

Деваться было некуда, и я поплёлся в ванную. Умываясь и надевая халат, меланхолически думал, что сейчас полностью нахожусь во власти своенравной девицы. И не знал, радоваться этому или огорчаться.

Князева окружила меня прямо-таки материнской заботой. Быстро переодевшись в домашнее платье, она заклеила ссадину пластырем и повелела держать под глазом мокрую салфетку, после чего ушла чистить костюм. Оставшись один, я от нечего делать бродил по уютной гостиной, изучая развешенные по стенам крупные фотографии.

Внимание привлекла одна из них, на которой девушка позировала на фоне большого, явно загородного дома в окружении двух немолодых людей. Судя по заметному сходству, то были её родители: отец — крупный мужчина с барским выражением лица, и мать — большеглазая величественная дама с высокой причёской. Похоже, не простые были у Князевой родители, да и она куда как не проста…

В гостиной появилась девушка с костюмом в руках.

— Держите, — сказала она, вручая одежду. — Еле отчистила. Теперь как новый.

— Он и есть новый.

— Да? Пока чистила, не заметила. Переодевайтесь тут, я отвернусь.

Сбросив халат, я принялся торопливо одеваться.

— Между прочим, Катерина Владимировна, я ещё не поблагодарил вас за помощь при нападении, — сказал я, повязывая галстук. — Как вы догадались вернуться на улицу, да ещё так вовремя?

— И ничего не догадалась, — возразила девушка, всё ещё сидевшая ко мне спиной. — Вернулась домой, пошла на кухню — воды попить. Выглядываю в окно и вижу вдруг возле подъезда потасовку с вашим участием. Ну, думаю, надо Дмитрия Петровича выручать, а то и очерк писать будет не о ком… Между прочим, вы смелый. Другой бы на вашем месте убежал. И дерётесь ловко.

— Ситуация заставила, — скромно откликнулся я, внутренне польщённый. — Сами же сказали, — нечто мужское во мне есть.

— А вы злопа-а-амятный, — протянула Князева. — Ну что, можно поворачиваться?

Въедливо оглядев меня с ног до головы, девушка осталась довольна.

— Другое дело! Снова похожи на приличного человека. Не считая лица, конечно. — Хихикнула. — Хотя халат вам тоже идёт.

— Катерина Владимировна! — возмутился я.

— Ладно, ладно. А пластырь не идёт. Но пару дней поносить придётся.

С этими словами она провела тонкими пальцами по разбитой скуле, мизинцем слегка погладила синяк, украсивший левый глаз.

— А родинка под глазом у вас ничего, красивая, — заметила вскользь. — Наверно, женщинам нравится.

— Не знаю, не спрашивал…

На самом деле в разное время разные женщины любили эту родинку целовать… Но Князевой знать про то ни к чему. И вообще, теперь можно было уходить.

— Позвольте откланяться, Катерина Владимировна. Очень благодарен вам за всё, — сказал искренне. — Вы ведь меня спасли. Появились на поле брани, словно дева-воительница… Я ваш должник.

— Ну, это само собой, — согласилась Князева, протягивая узкую изящную руку.

Я церемонно коснулся её губами и ощутил ответное пожатие. Девушка вдруг засмеялась.

— Между прочим, по всем романтическим канонам спасённый герой должен на прощание одарить деву-воительницу поцелуем, — сказала с лукавым прищуром. — В знак благодарности и вообще… Признайтесь, думаете сейчас об этом?

— Ничего я не думаю, — ответил с досадой. — Моя работа как-то к романтике не располагает.

— Напрасно, — заметила девушка, укоризненно качая головкой. — Придётся самой…

И без объявления войны дерзко кинулась мне на шею. И покрыла пострадавшее лицо поцелуями.

А губы у неё были свежие, алые, жаркие. Неумолимые…

Проснулись мы рано, хотя, откровенно говоря, почти и не спали, — даже в полудрёме тянулись друг к другу, искали на ощупь, сплетались воедино. В постели Катя, как и в жизни, была напориста, энергична, изобретательна. И очень нежна. Надеюсь, я тоже её не разочаровал…

Завтракали на кухне. Завтрак в английском стиле Катя приготовила быстро и ловко: сварила овсяную кашу и яйца, нарезала ветчину, вскипятила чайник. Чай тоже был английский. Чтобы внести свою лепту, хлеб с маслом намазал я.

— Вообще-то у меня есть домработница, но она приходит позже, — заметила девушка. — Не могу же я до её прихода морить голодом своего мужчину…

И невинно улыбнулась. В давешнем красном халате она была очаровательна.

Я ответил улыбкой же, но с некоторым внутренним смущением. Девушка-ураган назвала меня своим мужчиной, надо же… Спасибо, что не женихом. Хотя после такой ночи я как честный человек… Развитое воображение следователя тут же нарисовало душераздирающую картину: мы с Катей стоим на коленях перед её родителями, испрашивая благословения…