Черная книга - Александр Григорьевич Домовец

class="p1">— Кстати, предложение делать не обязательно, — сообщила Князева снисходительно, словно прочитав мои мысли. — Я девушка независимая и сама решу, кому отдать руку и сердце. В своё время, конечно. Так что ешь и не переживай.

Да я, собственно, и не переживал. Вернее, переживал, но по совершенно другой причине. И не знал, как об этом сказать.

— А я ведь вчера и не спросила, чего эта шпана от тебя хотела, — сказала Катя, поднося ко рту ложку с кашей. — Небось бумажником интересовались?

— Да какая это шпана, — ответил я пренебрежительно. — Так, артисты погорелого театра.

— В каком смысле?

— В смысле играли грабителей. Причём из рук вон плохо.

Катя отложила ложку.

— Почему ты так решил? — спросила удивлённо.

— Я же следователь. Дедуктирую даже во сне. А тут случай, прямо сказать, не самый сложный.

В общем-то, я не преувеличивал. Подсознание частенько работает независимо от меня, всё раскладывая по полочкам, чем бы я ни занимался. Катя всплеснула руками.

— Так ты раскрыл преступление во сне? — спросила восхищённо. — Я обязательно вставлю это в очерк.

— Можно и вставить, — согласился любезно. Помедлил. Глубоко вздохнул. — Только не забудь написать, что нападение организовал сам автор очерка.

Катя опешила. Высоко подняла тонкие брови.

— Ты имеешь в виду… меня? — спросила наконец.

— Тебя, тебя, — ответил сурово. — Упреждая следующий вопрос, хочу уточнить: с ума я не сошёл и за свои слова отвечу в любом суде.

Наступило молчание. Я прихлёбывал чай с ощущением детского интереса — что скажет девушка? А та словно онемела. Не дождавшись ответа, я продолжал:

— Я не спрашиваю, зачем ты устроила весь этот цирк, тут всё очевидно. Твоему редактору во что бы то ни стало нужна сенсация. Он поручает тебе выведать подноготную дела Себрякова. Для этого ты появляешься в следственном отделении. Предлогом служит очерк о лучшем следователе.

— Что ты несёшь? — слабо возмутилась Катя.

— Ты слушай, слушай… Каким-то образом ты уже знаешь, что делом Себрякова занимаюсь я. Интересно, кстати, откуда. Скажешь потом, ладно?.. Сам ли Говоров дал для материала мою кандидатуру или ты намекнула, не суть. Вроде бы дело на мази, да вот беда: отношения у нас не складываются. И непохоже, что следователь Морохин готов поделиться конфиденциальными данными…

Катя сидела молча, изучая взглядом тарелку с недоеденной кашей. Лицо налилось румянцем, глаза сузились.

— Я давеча сказал в ресторане — чтобы добиться успеха, ты готова на многое. И вчера это полностью подтвердилось, — неторопливо излагал я, закуривая. — Морохин приглашает тебя в ресторан. Отличная возможность наладить отношения нетривиальным способом! Разумеется, после ужина он пойдёт тебя провожать. Как только вы расстанетесь, на него нападут двое. Ты вернёшься и поможешь отбить нападение. Потом увлечёшь Морохина к себе домой. Подаришь ему пылкую ночь.

Катя сжала кулачки.

— Ну-с, по замыслу, после этого влюблённый следователь — весь твой вместе со служебными сведениями, — закончил я. — И это, в общем, логично. Как не быть откровенным со спасительницей и любовницей в одном лице? Может, и не сразу, но ты ведь уже вошла в доверие… Кстати, подозреваю, что нападавшие — твои поклонники из числа коллег-репортёров, которых ты подговорила. Я прав?

Девушка резко поднялась.

— Ты спятил, Морохин! — отчеканила, глядя на меня яростно. — Как такое вообще могло прийти в голову? Тебя вроде вчера по ней не били…

— С головой у меня всё в порядке, — заверил я. — И вообще… Первой женщиной-редактором в России ты, может, и станешь. А вот преступница из тебя никудышная. Вся затея шита белыми нитками.

Катя топнула ногой и гневным жестом указала на дверь.

— Убирайся! — крикнула вне себя. — И про сегодняшнюю ночь забудь! Не было ничего, ясно? Мерзкая ты ищейка!.. Никакого очерка не будет и не жди!

Да, уж напугала, так напугала… Я неторопливо поднялся.

— Я, конечно, уйду, — сказал мирно. — Но запомни… — Выставив указательный палец, добавил замогильным тоном: — Тебя до конца дней твоих будет преследовать призрак невинно избиенного сыщика!

Хотел рассмешить, а вышло наоборот. Упав на стул, Катя разразилась рыданиями. Я растерянно сел рядом и обнял девушку за плечи.

— Ну, чем, чем я себя выдала? — повторяла она сквозь слёзы, прильнув ко мне. — Что не так?

Совсем ещё девчонка. И очень самолюбивая в придачу.

— Да всё не так, — негромко и терпеливо сказал я, как бы невзначай целуя маленькое красивое ухо. — Во-первых, не надо было обозначать свой интерес к делу Себрякова. Ну, зачем ты заговорила о нём в ресторане?

— У-у-у…

— Во-вторых, ты слишком быстро оказалась на месте драки. С третьего этажа, да ещё на каблуках, так живо не добежишь. К себе ты даже не поднималась, а просто задержалась в вестибюле и болтала с Терентьичем, прислушивалась, чтобы в нужный момент выскочить. Ведь так?

— Ы-ы-ы…

— В-третьих, грабители. Вполне приличные люди, одетые, как в театр. Уголовных замашек нет, драться не умеют. Неумелые, трусливые. Какие же это грабители? И потом, от кого они могли знать, что вечером у твоего парадного попадётся жертва? О том, что мы идём в ресторан, были в курсе только ты, я, Ульянов и Аркадий Семёнович. Мы с Ульяновым и начальником, понятно, не в счёт. Остаёшься ты.

— А-а-а…

Достав платок, я осторожно вытер ей заплаканные щёки и нос. Закончил:

— И, наконец, ты…

— А что я? — спросила, всхлипывая.

— Прости Христа ради, но ты чересчур уж поспешно кинулась меня соблазнять. Тут и ребёнок заподозрил бы некий умысел.

Катя отодвинулась и посмотрела снизу вверх блестящими от слёз глазами.

— А если ты мне просто понравился? — спросила вызывающе. (Словно и не рыдала только что у меня на плече.) — Очень понравился? Сильно-сильно?

— Хочется верить, — сказал я серьёзно.

И принялся целовать зарёванное, веснушчатое и такое милое лицо.

Катерина Князева, корреспондент газеты

«Столичные ведомости», 25 лет

Дура я, дура! Кого решила обмануть? Лучшего столичного сыщика? Но ведь, в сущности, выхода у меня не было. Редактор ждёт от меня сведений, и пришлось рискнуть…

И вроде бы всё получилось. И ночь вышла такой, как надо. И утро поначалу шло своим чередом. Любо-дорого было посмотреть, как он за завтраком намазывает хлеб маслом, поглядывая на меня влюблёнными глазами.