Песни Первой мировой и Гражданской войны. Военная история России в песнях - Валерий Евгеньевич Шамбаров

Близ моря на Дальнем Востоке,

В ущелье кремнистой скалы

Кровавые льются потоки

С утра до вечерней зари…

Писатель Владимир Германович Богораз-Тан написал на ту же музыку романс о трагедии Цусимы:

У дальней восточной границы,

В морях азиатской земли,

Там дремлют стальные гробницы,

Там русские есть корабли.

В пучине немой и холодной,

В угрюмой, седой глубине

Эскадрою стали подводной,

Без якоря встали на дне…

В годы Первой мировой на основе «Кочегара» родилась песня «Во славу России»:

Ревет и грохочет мортира вдали,

Снаряд оглушительно рвется,

И братья костями на землю легли,

И стон над полями несется…

Эти же свойства оказались широко востребованными в годы Великой Отечественной войны. Появились десятки переработок «Кочегара» [110]. Некоторые писались профессионалами, получившими задачу быстро подстроить песенный репертуар к требованиям текущего момента – «Гимн севастопольцев», партизанская «Раскинулась роща широко» и т. д. Другие рождались в народе, бесхитростные песни о гибели отважного моряка, танкиста, командира, штурмана. Например, в блокадном Ленинграде пели:

Раскинулось Ладога-море,

И волны бушуют вдали.

Пришли к нам фашисты на горе,

Но взять Ленинград не смогли.

Переиначенными словами песни изливали свои страдания пленные советские солдаты:

Раскинулся лагерь широкий,

В нем тысячи пленных живут…

Фронтовой корреспондент Борис Полевой записал на Украине песенный плач порабощенных девушек [114]:

Раскинулись рельсы широко,

Кругом эшелоны стоят,

Они на чужбину увозят

В неметчину наших девчат…

Причем песенный лад «Кочегара» чрезвычайно прочно врос в народное сознание! Его прилагали к «подходящим» текстам уже автоматически. В 1942 году советский поэт Василий Иванович Лебедев-Кумач опубликовал в журнале «Красноармеец» стихотворение:

О чем ты тоскуешь, товарищ родной?

Гармонь твоя стонет и плачет,

И взор твой печален, молчишь, как немой,

Скажи нам, что все это значит?..

Как видим, стихотворный размер и ритм четко совпадают с «Кочегаром». В 1943 году композитор Василий Павлович Соловьев-Седой написал для этого стихотворения совершенно другую музыку. Получившуюся песню «О чем ты тоскуешь, товарищ моряк?» взялся исполнять сам Утесов, ее передавали по радио, записали на грампластинку. Новая песня полюбилась на фронте и в тылу. Но… люди пели ее вовсе не на мелодию Соловьева-Седого, не по-утесовски, а на старый и привычный мотив «Кочегара».

Во время войны очередным переделкам подверглись и остальные флотские песни. Появлялись новые частушки «Яблочка». Лебедев-Кумач был опытным и весьма продуктивным «обработчиком» фольклора. В 1941 году он сочинил обновленную версию «По морям, по волнам»:

Будь в бою отважен и неистов!

Расплату извергам готовь!

Без пощады бей, моряк, фашистов!

Смерть – за смерть и кровь – за кровь!

Припев:

По морям, по волнам —

Бей верней по врагам!

По морям, морям, морям, морям

Бей вернее по врагам!..

Но, в отличие от «О чем ты тоскуешь, товарищ моряк» и прочих вариантов «Кочегара», изменившийся «Моряк, красивый сам собою» признания в народе не удостоился, весомого авторитета не заслужил. Что ж, песня – явление эмоциональное, непредсказуемое. Не всегда угадаешь…

Глава 10. Классовая классика

К русской литературной и музыкальной классике победившие большевики особого почтения не испытывали. Точнее, поначалу они отбрасывали само понятие русской классики. Право называться классиками оставлялось лишь за основоположниками марксизма-ленинизма. А гениев отечественной культуры презрительно готовы были выбросить на «свалку истории». Оценивали по-своему: кто такой Пушкин? Дворянин, барин, крепостник. А Лермонтов, вдобавок, был еще и офицером, золотопогонником, почти что белогвардейцем. Воевал со свободолюбивыми чеченцами, боровшимися против царского режима, несущего им национальное угнетение (то, что этих борцов финансировали и вооружали англичане с турками, особенно не афишировалось). Известны случаи, когда людей арестовывали за висевший на стене портрет Лермонтова в офицерском мундире.

Новая власть довольно косо смотрела и на творчество Михаила Юрьевича. Взять хотя бы лермонтовское «Бородино» [90]:

Скажи-ка, дядя, ведь недаром

Москва, спаленная пожаром,

Французу отдана?

Ведь были ж схватки боевые,

Да, говорят, еще какие!

Недаром помнит вся Россия

Про день Бородина!..

В дореволюционной России это стихотворение знал почти каждый. Оно было положено на музыку, стало солдатской песней. Звучало и в исполнении профессиональных хоровых капелл. Да и можно ли было не знать и не ценить одно из лучших художественных произведений о народном подвиге 1812 года?

… Полковник наш рожден был хватом:

Слуга Царю, отец солдатам…

Да жаль его: сражен булатом,

Он спит в земле сырой.

И молвил он, сверкнув очами:

«Ребята, не Москва ль за нами?

Умремте ж под Москвой,

Как наши братья умирали!»…

Но… Бородино и прочие страницы русской славы целенаправленно затирались. В 1920-х годах большевистские руководители, возглавившие пролетарскую культуру и просвещение, насаждали классическую марксистскую линию: у пролетариев нет Отечества. Это святое понятие напрочь исключалось из советской жизни. России отводилась всего лишь роль охапки хвороста для разжигания мировой революции, от которой ждали окончательного освобождения «пролетариев всех стран». Внушалось, будто это высокая, почетная миссия, а слово «патриот» употреблялось как ругательство. Отжившему свой век патриотизму противопоставлялся пролетарский интернационализм [97].

Родная история извращалась и оплевывалась. Ее сводили к истории классовой борьбы. Все князья, цари, полководцы, государственные деятели скопом охаивались как эксплуататоры или слуги эксплуататоров. В 1929 году, одновременно с массированным погромом церкви, Н. И. Бухарин, М. Н. Покровский, Г. М. Кржижановский, Д. Б. Рязанов сотоварищи провели крутую чистку Академии наук СССР. Изгнали 648 сотрудников [161]. По обвинению в «академическом заговоре», то есть идеологической диверсии, угодил за решетку цвет российских историков, известные философы, мыслители, филологи.

Комплексная программа Наркомата просвещения поучала: «Особой беды не будет, если дети не усвоят исторические факты и события, которые имели место до Октябрьской революции» [137]. В «Советской энциклопедии», изданной в 1931 году, статью об Отечественной войне 1812 года писала ученица «красного академика» М. Н. Покровского профессор М. В. Нечкина. Даже слово «Отечественная» давалось в оскорбительных кавычках! С революционной точки зрения разъяснялось: «…»Отечественная» война, русское националистическое название войны, происшедшей