Шнуроукладчики - Валерий Петрович Екимов

– Внимание всем, – возвращает его к действительности грубый, а в старом динамике ШУ-224 ещё к тому же и хриплый голос Старикова, – курс сто тридцать, расстояние три кабельтова, прием.

– Есть, сто тридцать! Есть, три кабельтова! – поочерёдно нараспев докладывают командиры.

Офицеры штаба внимательно наблюдают, как медленно и неуклюже, словно утюги, два шнуроукладчика друг за другом не без труда преодолевая снежные шапки волн, занимают линию кильватерного следа их корабля. Правда один из них смотрит на происходящее с нескрываемым любопытством, интересом, а другой напряженно, придирчиво, изучая действия своих новых подчинённых: понимают ли они его команды?.. справятся ли?..

…Эти двое, что за кормой флагмана, похоже, ребята что надо: несмотря на то, что первый раз самостоятельно вышли в море в составе соединения, место в строю нашли сразу. А это, нужно сказать, не так-то просто при плавании в узкости, да к тому же на неспокойной волне, когда выбранный курс для маневрирования имеет первостепенное значение. Особенно неплохо выходит у Полянского, но и Михайлов старается, бодрым голосом докладывая о завершении своего маневра.

Пока, к счастью, всё идёт, как по маслу: с якорей кораблики снялись без проблем, гидравлику ни у кого не заело, якоря ни за что не зацепились, строй заняли более-менее прилично, хотя и не сразу; и по времени, кажется, есть запас. Да и эти смешные правильные доклады молодых лейтенантов в эфире, теперь уже почему-то не раздражают, напротив радуют – наверняка кто-нибудь со штаба флота слушает их эфир, анализирует действия нештатного соединения!

Впрочем, это только самое начало, впереди ждёт выход с рейда на полигон, за границы спасительных от постоянных западных ветров мысов береговой черты и многочисленных островов. Не дай Бог, им поступит команда на постановку там шнурового заряда, что непросто, да и небезопасно не то, что в шторм, но и в штиль при наличии полных экипажей. А тут? Кому только в голову пришло задействовать в учении корабли резерва.

Э-эх! – и комдив почему-то до сих пор молчит, и голос начальника штаба, его первого наставника в Минной гавани, так необходимый Феликсу сейчас, не слышен. Видно дивизион где-то далеко, связь не достает, или обстановка не позволяет, вот и приходится молчать, лишь наблюдать за действиями молодого офицера.

Одним словом снова невесёлые мысли одолевают старшего лейтенанта Старикова, нежданно-негаданно оказавшегося вдруг в море командиром целого боевого соединения малоизвестных ему кораблей на масштабных учениях флота…

– Послушай, Феликс, – шёпотом на ухо, чтоб не услышал посредник-замполит, врывается в его размышления опытный командир флагмана, – на сорок третьем ни одного минера.

– Как… так? – не сразу осознав сказанное, вспыхивают глаза Стариков. – Почему?

– Не распределили в этом году из Учебки на дивизион ни одного нового минера, а старого… демобилизовали, а второго у него уж как год нет, – не весело вздыхает мичман. – Да и у меня та же беда: комдив последнего с собой забрал и рулевого тоже, хорошо хоть Моисеева из госпиталя на время учений выцарапать удалось.

– А у пятьдесят первого?

– У того нет радиометриста и, кажется, электрика.

– Почему в гавани не доложили? – скрипит зубами старлей.

– А чтоб это изменило? – отводит глаза Тихомиров.

А и, правда, что?

– Мостик, рулевой, – словно подслушав, вовремя прерывает их разговор Федька Моисеев, – вышли на траверз главного створа.

– Лево руля, курс десять, – мысленно поблагодарив того за подсказку, машинально сходу по памяти задаёт направление движения Стариков, лишь украдкой глянув в сторону выстроившихся друг над другом мощных желтых створных огней маяков главного фарватера.

– Есть лево руля, есть десять градусов, – привычно вторит старший матрос, уверенно выводя шнуроукладчик на заданный курс.

На повороте флагман ожидаемо кренится на бок, подставляя свой левый борт волне, которая в сопровождении с западным порывом ветра тут же неожиданно глубоко валит корабль на правый бок. Тихомиров со Стариковым привычно хватаются обеими руками за леера мостика, встав боком к амплитуде качения корабля, привычно расставляя укутанные в огромные флотские валенки и ватные брюки ноги. Заслушавшийся их непонятным ему разговором, замполит, не успев сориентироваться, с непривычки неуклюже со всего размаха валится вслед за инерцией корабля на леера правого борта.

– Олег Анатольевич, – первым подскакивает к нему старлей, не дав ненароком с учётом его габаритов перевалить за борт, – идите-ка вы лучше в ходовую рубку, в кресло командира.

– Идите-идите, – подхватывает мичман, – моё место, во всяком случае, до приёмного буя, теперь здесь. Как-никак, я – флагман.

…Проход приемного буя фарватера означает лишь одно – выход из фарватера мелководья узкости, как правило, закрытого от морских ветров неровностью береговой черты, рейда на глубину в открытое море. По мере приближения к нему ветер ожидаемо крепчает, а волна соответственно растёт, что в какой-то момент вынуждает командира временного соединения шнуроукладчиков применить некогда опробованный им манёвр, так называемой «змейкой» – движение под острым углом то одним бортом на волну, то другим от неё суммарно не отходя от заданного курса. Этот способ в прошлом году помог ему благополучно на своей «Антилопе» миновать запредельные при движении лагом (перпендикулярно к волне) для РТ-ешки порывы ветра при заходе опасным курсом в точку брандвахты. Вообще-то этому его нигде не учили, но жизнь как-то сама, устами его Малышки-жены, подсказала, что прямая линия между двумя точками – это ближайшее расстояние… к неприятностям. Впрочем, эта его «змейка» тоже полностью не избегала их: по понятным причинам расстояние до точки назначения сильно увеличивается, а, следовательно, и время прибытия в неё растёт…

Как бы то ни было, соединение кораблей под командованием старшего лейтенанта Старикова медленно, но уверено, так называемой «змейкой», покидает рейд базы – проходят буй – ровно в назначенное время «Че». Несмотря на предельную скорость движения шнуроукладчиков до заданной им точки прибытия, дальнего полигона, ещё не менее четырех миль, а с выходом на глубину заметно возрастает, ожидаемо добравшись до предельных четырех балов, волна, что, как минимум, втрое удлиняет оставшийся путь. Но опытный Стариков, несмотря на это, прерывает своё почти четырёхчасовое молчание в эфире Бригады:

– «Шалаш», «Шалаш», я – «Прыжок-3», район занял, приём.

– Вас понял «Прыжок-3», я – «Шалаш», приём, – безэмоционально хрипит динамик в ответ.

…Что ж эта маленькая флотская хитрость в условиях этого учения совершенно безобидна. Какая, в сущности, разница, где они теперь, пусть даже и чуть восточней заданной точки – пока доклад пройдёт по всем инстанциям куда-то далеко-далеко наверх, пока там сформируется по неведомому ему плану новая задача, вернётся к нему, минует не менее получаса, так необходимого им сейчас. Всё это оттого, что кто-то в штабе