Шнуроукладчики - Валерий Петрович Екимов

это штука – поиск работы в конце восьмидесятых где-нибудь на краю света, да и не только… на краю: никаких баз вакансий нет, бюро по трудоустройству тоже. Способ только один – монотонный каждодневный обход всех подряд, попавшихся на глаза, учреждений, организаций, заводов, конторок и прочих заведений. Здесь, в городе у Минной гавани, на это у них с женой ушло почти четыре месяца. Устроились, лишь после того, как сообразили, что ненужно в отделах кадров предприятий рассказывать о предстоящем через пять с половиной месяцев рождении их первенца. Благо на глаз это ещё не просматривалось. Да и про уровень зарплаты не стоит спрашивать, потому, как все номенклатурные работники учреждений за счёт пониженных окладов стажёров по вакантным должностям получают свои премиальные надбавки по статье экономии заработной платы. Восстановлением справедливости можно заняться чуть позже – после назначения! В итоге их взяли на очень непростую должность экономистом литейного цеха крупного завода рядом с гаванью. Но работа там оказалась живой и интересной, терять её теперь, когда вокруг царит сплошная неопределённость, крайне не желательно…

Хотя, может быть, всё к лучшему, и действительно, чтобы раз и навсегда решить все эти проблемы с переездами, пришло время подумать о поиске новой работы им обоим в народном хозяйстве, прекратив кочевой образ жизни.

Ну и, в-четвертых, собственно само это учение!

Впрочем, о нём-то как раз Феликс, к своему собственному удивлению, сейчас почти совсем уже и не думает, кроме разве что одного: ветер мало-помалу усиливается, корабли восьмой час, находясь в эпицентре стихии, на грани своих возможностей удерживают заданный им строй, курс и… место. Долго ли выдержит матчасть? Справятся ли неполные и молодые экипажи? А во всем остальном он прав! Тут нет никаких сомнений – так и чего ж про то думать? – пусть теперь думает удивлённый оперативный дежурный, застигнутый его решением врасплох. Наконец-то и этому бездельнику прилетела настоящая вводная задачка от лейтенанта, создавшего нестандартную ситуацию не только в Базе, но и во всем Флоте, на которую и ему, хочешь того или не хочешь, но придется принимать своё собственное самостоятельное решение, а это никто не любит.

– Нет-нет, Олег Анатольевич, – неожиданно просыпается Феликс. – Что вы? – улыбается ему. – Ни в коем случае. Здесь решения принимаю я, а вы – посредник, вас спросят там, кому положено. Вот там!.. и скажите, что нужно.

– Там?!.., – сверкает черными глазами замполит. – Там я им всё скажу: и комдиву, и комбригу, и…

– Послушай, Олег, – немного фамильярно, но искренне, по-доброму кивает Феликс. – А вот этого, пожалуйста, не надо.

– Почему? – открыто, как-то по-детски, удивляется Пырин, не замечая в поведении Старикова нарушения субординации.

– Просто поверь мне… не надо!

– Ну, почему, Феликс, почему!?..

– Да потому! – вдруг, сердясь, грубо обрывает. – Пойми, наконец, штабная твоя «башка», – почти кричит, хотя и смотрит по-прежнему доброжелательно, ласково, – нет тут виновных, всё это просто обычные флотские обстоятельства и… ничего больше!

– Как… так?

– Да так! – жмёт плечами. – Ничего необычного тут не произошло. Ну, взял комдив с собой от безысходности личный состав с резервных кораблей, комплектуя экипажи уходящих в море «РТ-ешек», – перечисляет, загибая пальцы. – Он же благое дело делал! А комбриг в период его отсутствия, отправил оставленные им в резерве шнуроукладчики в море, не зная об их неготовности. Прогноз погоды метеослужба, как всегда выдала по рейду, а не на дальний полигон. Ты же вообще человек новый, которого политотдел Бригады на радостях загрузил всякой ерундой, поэтому в течение последних трёх дней учения в расположение дивизиона ни разу не заглянул, о состоянии дел не знал, – загибает очередной палец. – Вот потому-то, получая пакет, о нецелесообразности этого выхода в море доложить не мог, да и вряд ли догадывался, что он состоится.

– Да меня… совсем… ни о чём… – задыхается замполит.

– Ну, я ж про то и говорю, – слегка поморщившись, мягко перебивает Феликс. – Нет в том виновных, и ненужно их искать! Всё это просто цепь обычных… флотских… случайностей!

– И что же делать? – растерянно восклицает капитан-лейтенант.

– Отличный вопрос, – лукаво улыбается дивизионный, прозрачно намекая на незабвенные труды классиков марксизма-ленинизма, преподаваемые всеми замполитами страны на занятиях по политической подготовке.

– А главное знакомый, – сообразив, смеется в ответ Олег, одобрительно хлопая Феликса по плечу. – Ну, а всё же, что?

– То, что мы с тобой и делаем.

– Что делаем? понял!

– Ну, принимаем собственное самостоятельное, никем и нигде ненаписанное решение, исходя из случайно сложившейся обстановки.

– По-нял, – неуверенно тянет Пырин.

– Правда это не просто, очень непросто, думать и принимать решения самому, тем более, если кто-то уже всё решил… за тебя.

– Пожалуй, – сникает совсем.

– Но, если вспомнить строчки Корабельного устава о том, что «Командир корабля не может отступить от выполнения боевой задачи…», – цитирует Стариков, – «…кроме случаев когда сложившаяся обстановка настолько изменилась, что поставленная задача теряет значение», – многозначительно поднимает палец вверх.

– Понял, – чуть уверенней выдыхает Олег.

– То в сложившейся невыносимой для выполнения поставленной задачи обстановке, которая видна и понятна только одному командиру, становится ясно и понятно, что он не только может, но даже обязан сам принять своё собственное решение.

– Я… понял.

– Понимаешь, Олег? – с жаром продолжает Стариков. – Сам!

– Думаю, да

– И никто не должен пытаться подсказывать ему это решение, никто-никто в целом Мире.

– Пожалуй.

– И решение это может быть только одно.

– Какое?

– Единственно верное, за которое командиру, как Павке Корчагину никогда и нигде «… не было потом мучительно больно».

– Мне, кажется, – отзывается замполит, – я понимаю, о чём ты говоришь мне, и знаешь…

– «Прыжок-3», «Прыжок-3», я – «Шалаш», прием, – не дав ему договорить что-то по-настоящему важное, неожиданно прерывает двухчасовое молчание оперативный дежурный Бригады.

– «Шалаш», я – «Прыжок-3», прием, – чуть помедлив, отзывается Стариков.

Командиры трёх малых кораблей-шнуроукладчиков льнут к динамикам внешней связи, внимательно вслушиваясь в каждое слово эфира. Да и не только они, где-то там, далеко от их рейда, наверняка, прилипают к радиопередатчикам и их командир дивизиона с начальником штаба, отлично понимающие обстановку, сложившуюся вокруг них, да и другие командиры кораблей и офицеры штабов дивизионов и бригады Минной гавани – шуточное ли дело принять собственное решение, вопреки утвержденному плану. Лишь один Стариков, растревоженный вдруг откровенным разговором с необычным замполитом, в котором ему, кажется, удалось наконец-то домыслить и договорить самому себе то, что так долго ускользало от его собственного понимания, разумения, остаётся равнодушным к происходящему вокруг. Он всё продолжает и продолжает повторять себе под нос: «…чтобы нигде и никогда, никогда и нигде не было мучительно больно за непринятое однажды собственное единственно верное решение…».

Покривить душой – значит