Кортни. Книги 1-6 - Уилбур Смит

— Нет? — насмехался Дирк. — Вы упустили свою самую легкую гинею. Все очень просто. Помощник открыл кингстоны и затопил трюмы.

Дирк с любопытством наблюдал за слушателями, предвидя их реакцию. Оба потеряли дар речи. Когда Дирк снова заговорил, его тон слегка изменился. Он перестал вести рассказ от третьего лица.

— Конечно, затопить трюмы доверху было нельзя: даже в спокойном море корабль мог перевернуться. Под люками оставалось немного воздуха, и они подняли туда детей. Я слышал их крики сквозь четырехдюймовые доски люков. Битый час они кричали и вопили, пока не кончился воздух и качка не добила их, а когда все завершилось и мы открыли люки, то увидели, что они пальцами разодрали испод крышек, исцарапали доски, как стая обезьян.

Дирк подошел к креслу у камина и опустился в него. Правой рукой покрутил виски в бокале, выпил. Потом швырнул хрустальный бокал в камин, и тот взорвался тучей алмазных осколков.

Все молча смотрели на эти осколки.

— За что? — хрипло прошептал наконец Деннис. — Во имя Господа, за что ты всех их убил?

Дирк не смотрел на него, он погрузился в прошлое, снова переживая свой звездный час. Придя в себя, он продолжил:

— Мы выкачали воду из трюма, и я приказал ласкарам перенести мокрые тюки и ящики в кают-компанию. Боже, Ронни, жаль, вас там не было. Такого алчного человека, как вы, это зрелище свело бы с ума. Я все выложил на стол в кают-компании. Золото в монетах и слитках, бриллианты, как у вас на пальце, рубины, которыми подавился бы верблюд, изумруды… ведь купцы Лианг Су были из самых богатых в Китае. Вместе с платой за проезд общая добыча составила больше миллиона фунтов.

— А капитан Леду? Его доля? — спросил Рональд Пай: даже охваченный ужасом, он оставался банкиром и бухгалтером.

— Капитан? — Дирк покачал головой и одарил их светлой мальчишеской улыбкой. — Бедняга Леду. Должно быть, в ту же ночь он упал за борт. Он был пьян и не мог плыть, а акулы в Китайском море свирепые. Видит Бог: в воде болталось множество мертвых китайцев, довольно, чтобы их привлечь. Нет, была всего одна доля, за вычетом символической платы ласкарам. Двести фунтов на каждого — для них это было состояние, о котором не могли мечтать и самые алчные. Миллион… а ведь мне не было и двадцати лет.

— Никогда не слышал ничего ужаснее.

Голос Рональда Пая дрожал, как и рука, которой он поднес бокал к губам.

— Вспомните об этом, когда в следующий раз надумаете уехать из Ледибурга, — посоветовал Дирк и наклонился потрепать его по плечу. — Мы партнеры до гробовой доски, — сказал он.

С точки зрения Марка, отведенные на поездку дни убегали чересчур быстро.

Вскоре ему предстояло покинуть долину и вернуться в мир людей… его начало охватывать отчаяние. Он обыскал южный берег и крутые ущелья над ним, а теперь перебрался на северный берег и начал все заново.

И здесь получил первое предупреждение о том, что он не единственный человек в долине. В первый же день он наткнулся на несколько ловушек, устроенных вдоль звериной тропы, которая вела к водопою на реке. Использовалась такая же проволока, какую он нашел на ноге искалеченной самки импалы, — оцинкованный стальной провод, вероятно, срезанный с ограды ничего не подозревающего фермера.

В тот день Марк обнаружил шестнадцать силков и все их вырвал из креплений, свернул проволоку кольцом и забросил в самый глубокий речной омут.

Два дня спустя он нашел западню из бревна, устроенную так хитро и скрытую так искусно, что бревно убило взрослую выдру. Марк с помощью толстой ветки убрал бревно и нагнулся к тушке. Он погладил блестящий, мягкий, шоколадного цвета мех и опять разозлился. Непонятно почему он привык считать животных долины своими и ненавидел всех, кто охотился на них и мешал им жить.

Теперь его внимание разделилось почти поровну между поисками могилы деда и следов браконьера. Но прошла целая неделя, прежде чем он снова наткнулся на след загадочного охотника.

Каждое утро он в предрассветных сумерках переправлялся через реку. Было бы проще покинуть лагерь под фиговым деревом, но сентиментальное чувство удерживало его здесь.

Это был лагерь деда, их общий старый лагерь; к тому же ежедневные переходы через реку и блуждания по болотистой местности, где сливались две реки, нравились ему. Хотя Марк продвигался только по краю водного мира, он понимал, что это сердце первозданной глуши, бесконечный источник драгоценной воды и еще более драгоценной жизни, последнее надежное убежище для многих существ в долине.

На болотистых тропах в зарослях тростника и папируса он ежедневно находил следы крупных животных; заросли смыкались над головой, образуя прохладный темный туннель между живыми зелеными стеблями. Сюда захаживал капский буйвол, дважды Марк слышал, как эти буйволы проходят в тростнике, но ни разу их не видел. Были здесь и гиппопотамы, и крокодилы, но днем они не покидали темных, окруженных зарослями тростников озерков и загадочных, поросших лилиями омутов. Ночью Марк часто просыпался и, кутаясь в одеяло, слушал их хриплый рев, далеко разносившийся по болотам.

Однажды днем, сидя на длинном каменистом мысе, вдающемся в болото, Марк увидел, как самка белого носорога вывела своего детеныша из густых тростников, чтобы покормить его на краю кустарника.

Светлую шкуру этой огромной старой самки покрывали шрамы и царапины; гигантское тело доисторического чудовища, весящее не меньше четырех тонн, все было в складках кожи; самка тревожно нависала над детенышем, подгоняя его длинным, слегка изогнутым рогом; детеныш был еще безрогий и толстый, как поросенок.

Глядя на эту пару, Марк неожиданно понял, как дороги ему эти места, и в нем еще больше окрепла собственническая любовь.

Здесь он жил как первый человек на земле, и это будило в глубине его души какое-то древнее чувство.

В тот же день он снова обнаружил у Ворот Чаки свежие следы присутствия другого человека. Он шел по еле заметной звериной тропе, проходящей по верху хребта, одной из тех, что соединяют склоны откосов, и неожиданно наткнулся на след.

Это были отпечатки босых ног с широкими ступнями, никогда не знавших обуви. Марк опустился на