Оленья кавалерия. Очерки о русских первопроходцах - Алексей Николаевич Волынец

«Вражеский пленник говорил, что после того, как они покинули свою страну, они четыре года добирались сюда, на Амур. Как можно четыре года идти по чужим землям, а после этого ещё и сражаться в этих местах? Этому невозможно поверить…» – записал в дневнике корейский генерал, поражённый фантастическим и невообразимым для него расстоянием, покорившимся русским казакам. Обитатель ещё средневековой Кореи просто не мог даже представить себе те пять тысяч вёрст, лежащих между Уралом и границами его родины.

Разговор, столь поразивший Син Ню и состоявшийся в июле 1658 года где-то на реке Сунгари, стал первым достоверно известным фактом общения русского и корейца. Сегодня мы знаем слишком мало о дальнейшей жизни даже знаменитого в Корее генерала, тем более навсегда неведомой остаётся для нас и судьба того русского пленника, первого в нашей истории поговорившего с жителем Страны утренней свежести.

«В северных пограничных районах были свирепые варвары…»

Осенью 1658 года отряд мушкетёров Син Ню возвратился на родину. Маньчжуры показали своим корейским вассалам, кто хозяин положения – не только не поделились добытыми у русских трофеями, но и заставили Син Ню оставить имевшиеся у него боеприпасы.

Однако на родине вернувшегося генерала встретили с большими почестями. Ему присвоили почётное звание «великого мужа исключительных добродетелей», а от имени короля-вана по всей Корее распространили официальное сообщение: «В минувший год в северных пограничных районах были свирепые варвары, которые кусали и убивали людей, и их никак не могли изгнать. С этой целью во главе воинов великий муж Син Ню бодро отправился в поход. Ветер был свеж, погода ясная. Нашли вражеское логово и сожгли его, доказав варварам своё превосходство. Возвратились с пением победных гимнов и заслужили похвалу от вана…»

Победа, к которой были причастны корейские стрелки, действительно оказала немалое влияние на историю Дальнего Востока – разгром отряда Онуфрия Степанова остановил русское продвижение в Приамурье. Хотя впереди было ещё три десятилетия упорных «албазинских» войн между маньчжурами и казаками, но именно бой 1658 года у Корчеевской луки стал переломным моментом. В конечном итоге именно он привёл к тому, что нашей стране на полтора столетия пришлось отказаться от Амура.

В Корее же этот бой стал весьма популярным фактом истории. Следующую четверть тысячелетия корейцы не участвовали в войнах и тем более не имели никаких побед, к которым были бы причастны. На фоне обидного подчинения маньчжурскому императору всё это требовало хоть какого-то повода для национальной гордости – таким поводом и стал «северный поход» генерала Син Ню. О нём не раз с гордостью писали корейские литераторы и историки XVIII–XIX веков.

Даже в наши дни, на исходе XX века историк из Южной Кореи, натягивая реалии «холодной войны» и противостояния с СССР на эпоху первопроходцев, так описывает значение той победы с участием корейских мушкетёров: «Успехи в боях на Амуре имели мировое значение, ибо в этих сражениях, благодаря решающей роли отрядов корейских стрелков, впервые был поставлен заслон российскому проникновению в Восточную Азию. В результате их Россия, в течение 10 лет бросавшая вызов мировому порядку, была изгнана из бассейнов рек Амура и Сунгари. Кроме того, была обеспечена безопасность корейских границ…»

«Тутошней корейский хан поддан китайскому царю…»

Едва ли наследники Хабарова в ту эпоху могли хоть как-то угрожать «безопасности корейских границ». Более того, после боёв с мушкетёрами Пён Гыпа и Син Ню в России следующие два десятилетия всё ещё ничего не знали о Корее. Первые достоверные сведения о Стране утренней свежести собрал лишь искусный дипломат Николай Спафарий (см. главу 9 «Три китайских казака и шпион из Никанского царства»). По итогам сложной и опасной дипломатической миссии в Пекине в 1674–1675 годах он создал книгу «Описание первыя части вселенныя, именуемой Азия», в которой была и глава «Описание государства Кореи и что в нём обретается».

Именно это «Описание» дало русским первые знания о Корее, с него можно и нужно начинать историю российского корееведения. Спафарию так и не удалось самому побывать в Стране утренней свежести, информацию о ней он собирал в столице маньчжурского Китая, однако ему удалось составить на удивление точное и ёмкое описание прежде неведомой страны.

«Государство Корей стоит меж уездом Леаотунг и рекою Амур, в нём есть хан особной, только поддан китайскому хану…» – писал российский дипломат, имея в виду, что Корея располагается между Амуром и Ляодунским полуостровом, а корейский король подчиняется маньчжурскому императору, царствующему в Пекине.

В эпоху, когда еще не было точных карт мира, географические сведения Спафария были весьма достоверны. Он первым чётко описывает «великий морской нос», то есть Корейский полуостров: «То государство стоит на великом носу морском неподалеку от усть Амура. Только та трудность есть, что надобно обходить тот нос далеко по морю. А как бы не было того носа, от усть Амура зело бы было близко ехать в Китай, однакожде и так мочно ехать, только далеко будет объехать. Только тот путь морской ещё не проведан, потому что никто от русских ещё от усть Амура мимо Кореи в Китай не ходили…»

Так что Николая Спафария можно по праву считать и отцом всем нам знакомого термина Корейский полуостров, родившегося от его «корейского великого носа». Наш дипломат 345 лет назад дал и безошибочно меткое описание непростых геополитических раскладов вкруг данного полуострова: «Тутошней корейский хан поддан Китайскому царю, потому что всегда со страхом живут от жителей Японского острова, а китайцы им помогают обороняться от японцев. Однакожде и японцам дань дают корейские ханы…»

Спафарий кратко описывает даже столичный город Пхеньян и этнографию Кореи: «В среди их государства стоит прекрасной и великой стольной город именем Пиниан. И опричь того есть и иные многие городы. Их обычаи, и лицо, и язык, и учение, и вера вся равная, что и у китайцев…» Многие обычаи и культурные особенности Кореи, действительно, были близки и схожи с китайскими. Лишь корейский язык совсем не похож на говоры Поднебесной, но в ту эпоху корейцы использовали для своей письменности исключительно китайские иероглифы, что, в сущности, и отметил Спафарий.

Он же поразительно точно подметил особенности корейской экономики той эпохи, перечислив и «сорочинское пшено», то есть рис, и женьшень-«гинзен», и даже жемчуг, который вылавливали в море на самом юге Кореи. «А государство то, – пишет Николай Спафарий, – во всяких вещах зело плодовитое, пшеница и всякие плоды родятся, наипаче сорочинское пшено, которая что и в Японском острове родится… Также всякие овощи здесь родятся, и