Архипелаг Исчезающих Островов - Леонид Дмитриевич Платов

Я пожал плечами. Все не получалось. То одно мешало, то другое. Времени не хватало. А вернее сказать — просто не к кому было ехать. Отец Андрея умер еще до революции. Тетка моя, у которой я воспитывался, тоже умерла. Дядюшка, передавали, был жив, но у меня с ним не было ничего общего, кроме фамилии.

Зато теперь, в новом Весьегонске, появился свой, близкий человек, к которому мы могли поехать, — Лиза!

— Ну как, поехали?

— Давай. Интересно, как они там с морем теперь.

— Да, занятно. Весьегонск, наверно, не узнать.

— Конечно, не узнать. Был в низинке — влез на гору. Стоял у реки — очутился у моря.

— Весьегонское взморье! Каково?.. Знакомые будут спрашивать: «Куда едете?» — «На взморье». — «На черноморское?» — «Нет, весьегонское!»

Андрей захохотал, откинувшись на диване.

Внезапно он оборвал смех и испуганно посмотрел на меня:

— Лешка! Ведь мы вдвоем не можем ехать!..

— Почему?

— А решение насчет экспедиции?

— Но Степан Иванович сказал: не раньше августа.

— А вдруг?..

Я задумался.

Решение вопроса об организации экспедиции для поисков Земли Ветлугина было передано в высшую инстанцию. Степан Иванович не очень обнадеживал насчет сроков. На очереди к рассмотрению стояло немало других вопросов, помимо нашего. «Что-нибудь: август, сентябрь, — прикидывал Степан Иванович. — Так и тамошние референты говорят. Даже в рифму получается: жди ответа к концу лета!..»

Но Андрей был прав. А вдруг?.. Референтам могли понадобиться справки, какие-нибудь дополнительные данные, цифры.

Опасно было отлучаться далеко и надолго, тем более вдвоем.

Мой друг огорченно оттопырил губы. Я подумал, что ему хочется поглядеть не только на Весьегонск, но и на одного из строителей Весьегонска.

Что ж, в добрый час! Судя по письму Лизы, в новом городе немало отличных мест для объяснения в любви. Например, обрыв. Мне представились длинные лунные дорожки на воде. Откуда-то снизу, может быть с проходящих пароходов, доносится негромкая музыка. Шуршат ветви сосен над головой. И вот совсем близко, почти у самого лица, сияют в темноте удивительно яркие, светло-карие, почти ореховые глаза…

Я почему-то вздохнул.

— Выходит, ехать одному из нас, — сказал я. — Тебе.

— Почему же именно мне?

— Да уж потому. Сам знаешь почему. Я стихов не писал.

Но Андрей не захотел этой «жертвы», как он выразился.

— Жребий, жребий! — сказал он.

Мы бросили жребий, согласно хранимым с детства романтическим традициям, и мой друг выиграл. Ему выпало ехать, мне — оставаться. На другой день он уехал с Химкинского речного вокзала.

Я проявил о нем заботу до конца.

— Не бери стихов, — посоветовал я, помогая Андрею укладываться. — Прочтешь ей потом, когда поженитесь…

Он сделал вид, что не понял или не расслышал меня. Мне стало немного грустно, когда он уехал.

Я привык, что в Москве мы всегда проводим время вместе: он, я, Лиза. Теперь я остался в Москве один, а Лиза и Андрей были вдвоем в Весьегонске. Я представил себе, как они катаются на лодке по синему заливу и Лиза звонким голосом поет «Отраду». Потом идут зеленой улицей вверх, проходят мимо аккуратных бревенчатых домиков, обсаженных цветами, и медленно поднимаются к обрыву. Заходит солнце, стволы сосен делаются прозрачно розовыми. К ночи начинают сильнее пахнуть маттиола и табак.

Только бы он не начал читать стихи!..

Вернулся Андрей неожиданно рано, не пробыв в Весьегонске и недели. Вернулся надутый и мрачный.

— Ты почему такой? Лизы не видал?

— Видал. Уже купил обратный билет, а тут она заявляется. Объезжала район. В общем, разминулись с ней…

— И поговорить не удалось?

— Обменялись несколькими словами. Привет передавала тебе. Она возвращается на будущей неделе в Москву…

Андрей рывком сдернул с себя пальто, швырнул на диван. Я с удивлением наблюдал за ним. Я никогда еще не видел его в таком настроении.

— Ну и накурил же ты, Лешка! — брюзжал мой друг умываясь. — Хоть бы форточку открыл! Сидишь, как в норе. Зарылся с головой в таблицы и карты свои…

— Да ты не злись, — сказал я спокойно. — Ты по порядку рассказывай… Ну-с, сел ты, стало быть, на пароход…

Да, сел он в Москве на пароход. Чудесный лайнер, замечательный. Белым-белехонький, без пятнышка. Блеск, чистота, как полагается на морском корабле.

Море тоже было замечательное. (Читатель помнит, что Андрей не был щедр на эпитеты.) И покачивало основательно, не на шутку, — в таких замкнутых со всех сторон водохранилищах ветер разводит большую волну.

В нижнем, южном, углу Рыбинского моря располагается Рыбинск, в правом, восточном, — Пошехонье-Володарск, в левом, западном, — Весьегонск.

Несмотря на сильный противный ветер (моряки говорят: «мордотык»), Андрей не уходил с палубы и разглядывал море в бинокль, как строгий приемщик, как инспектор по качеству. Но придраться было не к чему — Лиза сделала свою работу хорошо.

Навстречу, ныряя в волнах, двигались пассажирские пароходы, нефтевозы, буксиры, баржи со строевым лесом. Особенно много было плотов. Не тех хлипких, связанных кое-как, вереницы которых гоняли когда-то по Мологе, а сбитых особым образом, морских.

«Так называемые «сигары», — с удовольствием пояснил стоявший на палубе моряк. — Тяжелые плоты, по семь и по восемь тысяч кубометров. плавучий дровяной склад…»

Эти «пловучие склады» плыли на длинных тросах следом за пароходами. Теперь уж плотовщикам не приходилось маяться с плотами, как раньше, то и дело снимать их с мелей, проталкивать на перекатах. Море было глубоко и просторно.

Все расстояния с появлением Рыбинского моря сократились чудесным образом. Теперь от Пошехонья, Рыбинска и Весьегонска рукой подать до Москвы!

Андрею вспомнился отъезд Петра Ариановича на железнодорожную станцию после его увольнения. На лошадях, по грязи, под дождем!..

В Пошехонье-Володарске Андрей воспользовался получасовой стоянкой и сошел на берег. Он прогуливался по набережной, любуясь своим белоснежным двухпалубным пароходом, — со стороны тот выглядел особенно внушительно. Гордость пассажира — одна из забавных разновидностей гордости — овладела моим другом. Он остановил проходившего мимо грузчика.

— Красив? — спросил Андрей, указывая на лайнер.

— Красив, — охотно согласился грузчик. — Не видали таких, пока море к нам не подошло…

— Выбрались из медвежьего угла?

— Какой там угол! — с достоинством сказал пошехонец. — На самом бойком перекрестке живем. — Он посмотрел на часы, висевшие над зданием порта. — Сейчас будут гудок давать. К отправлению. Не отстали бы от парохода, гражданин!

Таков