Пыль. История современного мира в триллионе пылинок - Джей Оуэнс

По всей видимости, первым кондиционируемым помещением стал Большой зал Вестминстерского аббатства в Лондоне. Там в 1620 году Корнелиус Дреббель «превратил лето в зиму» для короля Якова I с помощью химической реакции селитры (взрывоопасной части пороха) в воде[340]. Флоренс Найтингейл тоже выступала за хорошую вентиляцию и называла ее основой ухода за больными: «Сохраняйте воздух, которым дышит [пациент], таким же чистым, как наружный, но не переохлаждайте». В книге 1863 года «Заметки о больницах» она призывала открывать окна в палатах, а в плохую погоду использовать механическую вентиляцию [341]. Спустя много лет, в 1902 году, в здании нью-йоркской печатной компании Sackett-Wilhelms была установлена первая современная электрическая система кондиционирования воздуха. С ее помощью поддерживали на нужном уровне одновременно температуру и влажность.

Ле Корбюзье не изобрел кондиционер, но зато был среди первых энтузиастов, искавших способы внедрения холодильных технологий XIX века в масштабные решения. Он предложил два решения. Первое – respiration exacte («правильное дыхание»), механическая система кондиционирования, обеспечивающая вентиляцию при постоянной температуре 18 ˚C. Второе – mur neutralisant, «нейтрализующая стена» из двух стекол, внутри которой циркулирует кондиционированный воздух для смягчения теплообмена между внутренним и внешним пространством. Таким образом, система архитектуры, построенная на основополагающем принципе, что свежий воздух – лекарство для задыхающегося и загрязненного раннего индустриального города, в конечном счете оказалась направленной на полное устранение свежего воздуха.

В «Лучезарном городе» Ле Корбюзье писал:

Мы станем свидетелями начала новой эры: здания будут полностью герметичными, а воздух будет поступать в помещения через вышеупомянутые закрытые воздуховоды. Окна на фасадах больше не нужны. В дома ничто и никто не проникнет – ни пыль, ни комары с мухами. Шум – тоже. Необходимо продолжать эксперименты по поглощению звука, особенно в зданиях из стали и железобетона!

Здесь Ле Корбюзье четко формулирует центральную мысль этой главы: пыль – угроза, которую необходимо изгнать из современного мира. Мир нужно выбелить.

«Это высокоморальная [инициатива]», – писал он в 1925 году.

Кристин Фредерик рекламировала пылесосы Hoover, а Ле Корбюзье – глянцевую эмалевую краску Ripolin. Он фантазировал о всеобщей обязанности: «Только представьте, к каким результатам могло бы привести принятие Закона риполина. Если заставить каждого гражданина очистить стены от драпировок и обоев и покрыть их белой краской, все дома станут чистыми. Не останется грязных, темных уголков»[342].

Мой друг Дуглас Мерфи, который пишет об архитектуре и ее преподает, напомнил мне, что у такой одержимости гигиеной и чистотой были основания: Ле Корбюзье творил в эпоху до антибиотиков, когда бушевал туберкулез [343]. Тем не менее, эта одержимость выходит за рамки практичности и становится моральным принципом прогресса и совершенствования. Побелка стен порождает и «внутреннюю чистоту, ибо принятый курс ведет к отказу вообще допускать что-либо неправильное, недозволенное, нежелательное, необдуманное. <…> Покрыв стены риполином, вы станете хозяином самого себя»[344].

Это архитектура доминирования. Ле Корбюзье верит в абсолютную власть планирования сверху вниз. В стремлении стереть пыль он не оставляет места беспорядочности, свойственной обитанию. То есть в этой архитектуре нет места телам, нашим замечательным, потным, разваливающимся, хрупким телам – или какой-либо субъективности, кроме субъективности самого архитектора.

Но даже сами здания не могли соответствовать заданному идеалу. Они протекали. Эжени Савой жила в знаменитой Вилле Савой, которую для нее с мужем спроектировал Ле Корбюзье, и в письмах неоднократно жаловалась архитектору: «В зале – дождь, в ванной – тоже, поскольку в плохую погоду вода течет сквозь потолочное окно. Стены гаража и сада насквозь промокли». В 1937 году она написала снова, назвав дом «непригодным для жизни»[345]. Чистая рациональность высокого модернизма оказалась фактически невозможной. Ее победили пылинки и капельки – крошечные, но безжалостные. Как пишет Дуглас Мерфи, «история современной архитектуры неразрывно связана с неудачами и разрушениями»[346].

* * *

После Второй мировой войны стремление избавить мир от пыли только усилилось. В 1960 году Уиллис Уитфилд, физик из Сандийских национальных лабораторий, придумал сверхчистую комнату – самое чистое место на земле.

«Я размышлял о частицах пыли, – говорил Уитфилд журналу Time в 1962 году. – Откуда эти негодницы берутся и куда деваются?»[347]

Проблема в том, что мир гораздо более пыльный, чем вы думаете. Количество частиц пыли в воздухе обычно выражают в микрограммах (то есть миллионных долях грамма) на кубический метр. Числа кажутся небольшими: например, содержание PM2.5 в нормальном уличном воздухе – всего 10 мкг/м 3. Вроде это не так уж много, но надо учитывать, что частички пыли совсем крошечные. В кубометре комнатного воздуха может содержаться целых 35 млн частиц размером более 0,5 мкм [348]. Когда вы пытаетесь построить полупроводники, упаковать высококачественную фотопленку или исследовать всего сотню частиц межзвездной пыли, эти 35 млн становятся огромной проблемой. Надо сделать помещение не просто немного чище, а на несколько порядков менее пыльным.

Загвоздка в том, что пыль, которую мы видим в луче солнечного света, – это лишь верхушка айсберга (пусть и крошечного). Мы способны разглядеть частицы размером не менее 10 мкм, то есть сотой доли миллиметра. Это «крупная» пыль, которая за несколько секунд опускается на пол и легко собирается пылесосом. А вот с «мелкой» пылью размером менее микрометра все обстоит гораздо сложнее. Она составляет большинство частиц и раздражает по двум причинам.

Во-первых, она липкая. Это отмечалось еще в обзорной статье 1961 года [349]. Переворачивать предметы бесполезно, поскольку гравитация слабее электростатического сцепления. Дуть тоже не очень эффективно: отвалится лишь небольшая часть пыли. Чтобы убрать оставшуюся мелкую пыль, придется приложить физическую силу. Но при чистке возникает великий пыльный парадокс: пытаясь избавиться от пыли, вы рискуете создать еще больше пыли, поскольку стирается поверхность, которую вы очищаете.

Во-вторых, мелкая пыль – ужасно летучая. Она слишком легкая, чтобы оседать под действием силы тяжести. В итоге она не опускается на пол, а бесконечно летает по комнате, отдаваясь воздушным потокам.

Уиллис Уитфилд понял, что, по сути, надо пылесосить воздух. Он спроектировал небольшую герметичную комнату, где можно полностью контролировать движение воздуха. Воздух проходит сквозь набор сверхтонких фильтров, которые удерживают 99,97 % частиц размером от 0,3 мкм, и полностью обновляется десять раз в минуту. Благодаря этому он не загрязняется, что бы ученый ни делал на рабочем месте. Воздух со скоростью около мили (полутора километров) в час мягко сметает оставшиеся частицы и заставляет опускаться на пол, где они всасываются через вентиляционные решетки.