Пыль. История современного мира в триллионе пылинок - Джей Оуэнс

Отабек – визионер и мечтатель-фантаст – хочет участвовать в восстановлении этого разрушенного ландшафта. «Меня сильно вдохновили “Марсианские хроники” Рэя Брэдбери», – говорит он. И пересказывает сюжет о том, как астронавт, посланный на Марс, начинает сажать деревья, чтобы решить проблему низкого уровня кислорода, и не останавливается, пока не кончатся саженцы. «И вдруг, буквально за ночь, благодаря волшебным свойствам марсианской почвы появился целый лес. Мы тоже поставили перед собой сложную и амбициозную задачу и считаем, что у нас может быть похожая история», – подчеркивает он.

Задача и правда амбициозная: Отабек имеет в виду не только фестиваль «Стихия», но и программу «Шесть миллиардов деревьев», направленную на облесение высохшего дна Аральского моря.

«Она так называется, потому что ровно столько деревьев нужно, чтобы покрыть все Аральское море. Мы все высчитали. Площадь Аралкума – около 4 млн гектаров, а на одном гектаре, по словам специалистов, можно вырастить примерно 1,5 тыс. деревьев. Умножаем – получается 6 млрд деревьев. Это очень смешное число, – говорит Отабек, видимо, подразумевая смелость затеи, – но вот такая у нас цель».

На момент нашей беседы мне все еще не до конца понятно: это план самого Отабека или существующая цель узбекского правительства в области облесения, к которой оно уже движется? Но размытие границ между юристом-международником с явно хорошими связями и государственной бюрократией кажется подходящей иллюстрацией того, как здесь обстоят дела.

О посадке деревьев в регионе задумались уже давно (южная часть Аральского моря высохла почти 40 лет назад), но только недавно случился настоящий рывок, когда «тысячи экскаваторов начали рыть дно», рассказывает Отабек.

По пути на фестиваль мы проезжали мимо пары десятков тракторов, припаркованных на севере Муйнака – города, который по сути представляет собой семикилометровую магистраль. Август – межсезонье, слишком сухое и пыльное время для раскопок. Но зимой эти тракторы работали, когда на бывшем морском дне сажали саксаул – кустарник, растущий в пустынях Центральной Азии. Саксаулы – галофиты, способные расти и даже процветать в соленой почве. Их корни укрепляют почву, тем самым защищая от сильных ветров. Один кустарник способен предотвратить превращение в пыль 10 тонн земли. А еще саксаулы запускают процесс возвращения жизни в бесплодный песок [368].

Пустыня Аралкум площадью 40 тыс. квадратных километров – крупнейшая зона первичной экологической сукцессии на Земле. За всю историю человечества не было места по состоянию ближе к чистому листу.

Илон Маск мечтает терраформировать Марс. А может ли пустыня Аралкум стать первым крупным ландшафтом, с которым это сделают на Земле? И надо ли вообще это делать? Воду туда ничто не вернет. По крайней мере, сейчас. Но можно ли как-то остановить пыль?

И способен ли рейв принести какую-то реальную пользу этому отдаленному и разрушенному месту, которое Александр, ташкентский диджей и один из организаторов «Стихии», назвал «последней остановкой на пути», когда мы с ним стояли под палящим солнцем на ступеньках художественного музея Савицкого[369] в Нукусе? Или некоторые места слишком периферийны, а некоторые мечты слишком трудно осуществить?

Произошедшее с Аральским морем в середине XX века – одна из крупнейших экологических катастроф в истории человечества. Осушение называют «медленной» или «тихой» Чернобыльской аварией: антропогенная катастрофа продолжалась 60 лет, но все опомнились, только когда вода окончательно исчезла. Мечта о современности и научном прогрессе превратилась в токсичную пыль с последствиями, которые влияют на людей в течение многих поколений. И эта катастрофа – предвестник бесчисленного количества водных кризисов в будущем, поскольку мир в этом веке нагревается, а вода становится ресурсом, за который ведется борьба.

Тем не менее, похоже, что на Западе никто об этом ничего не знает.

* * *

Я поехала в Муйнак, потому что хотела увидеть исчезающее море – и пыль, которая осталась на месте воды.

Еще раз: когда-то Аральское море было четвертым по величине озером мира. Но полвека назад оно почти полностью высохло. Место, которое было шумным рыбацким портом и крупнейшим экспортером рыбных консервов в СССР (о чем с гордостью рассказывают в местном музее), теперь на мели – экономически, политически и буквально. В прошлом Муйнак находился на полуострове, с трех сторон окруженном водой. А сегодня со скалы открывается вид на пустыню, которая простирается до самой границы с Казахстаном.

Мы приехали днем в четверг, за день до фестиваля, и я поняла, что нахожусь в нужном месте. Люди сидели у дороги и болтали, полностью закрыв лица от пыли очками, банданами и белыми шарфами. Весь город представлял собой стройку. На обочине лежали кучи земли. В воздух от ветра взлетал мелкий цементный порошок.

Незадолго до нас в регион приезжал президент Шавкат Мирзиёев – проверить, как идет реализация крупного проекта развития, который он инициировал после своего избрания в 2016 году. В Каракалпакстане, давно забытом уголке страны, наконец стали инвестировать в жилье, инфраструктуру и рабочие места, чтобы компенсировать полувековые разрушения. Именно поэтому в Муйнаке началась большая стройка. От ветров поднималась пыль. Она облепила нам все лобовое стекло. Главную дорогу заасфальтировали, но вокруг нее по-прежнему оставалась сетка грунтовых дорог. Новые здания вдоль магистрали возводили из шлакоблоков, а вот на окраинах города люди все еще использовали для строительства сырцовые кирпичи. На повороте мы увидели, что в конце улицы извивается высоченный пылевой вихрь. «Торнадо», – прокомментировал происходящее мой гид Сарсенбай. Земля была живой и вздымалась.

Пыль в воздухе – это цемент, песок, соль, пестициды и удобрения. Ветры способны донести ее отсюда аж до Гренландии или Японии[370]. Я приехала ровно за этим, но все же обстановка меня пугала. Город не был похож на город. Здания стояли вдали от дороги почти без каких-либо заметных вывесок. По улицам не пройтись: воздух, полный строительной пыли, нагрелся до 38 °C.

До этого я каждый день очень много гуляла. Я исходила Ташкент и Самарканд, через который когда-то пролегал Великий шелковый путь, чтобы прочувствовать эти места. Я гуляла и по новым районам, и по традиционным кварталам с высокими стенами, где заглядывала во дворы с тутовыми деревьями и бассейнами сквозь открытые ворота. В Нукусе, столице Каракалпакстана на западе Узбекистана, я чувствовала себя несколько не в своей тарелке. Петляла от одного банка к другому, пытаясь найти обменный пункт (нужны были доллары, чтобы заплатить водителю и гиду-переводчику), но никто из прохожих, к которым я обращалась, меня не понимал. Возвращаясь в хостел с 700 долларами в кошельке, я осознавала, что несу здешнюю зарплату за