Вороная - Анна Рыжак

— А-а! Отпусти! Отпусти! — вопил парень.

Истекая кровью, Буран рычал и продолжал держать в зубах руку кричащего на всю избу воришки.

Свет включил местный участковый — Павел Афанасьевич.

— Вы задержаны, молодые люди! Поднимите руки!

Из соседней комнаты вышел его помощник и надел на них наручники.

— Фу, Буран, отпусти, — приказала Зоя, отодвинув занавеску, но увидев, что это был Тимур, не могла сказать и слова. Она округлила рот от удивления, в глазах задрожали слезы разочарования.

Буран отпустил и, спрятавшись под круглый стол, начал зализывать рану, скуля от боли.

— Какой же ты плохой человек, Тимур! — пришла в себя Зоя. Она заплакала. Бабушка уже спустилась вниз и присела над собакой, чтобы рассмотреть рану.

— Жить будет, — сказала Калерия Ксенофонтовна.

Павел Афанасьевич скрутил парней и надел на них наручники. Помощник открыл входную дверь в сени.

— Отпустите меня! Я не виноват! — кричал то Тимур, то его подельник.

— Еще чего, голубчики! — приговаривал участковый. — Пойманы с поличным! Едем на допрос.

Милиционеры вывели воров из дома и увели в машину, спрятанную за баней у дома. Зоя и Калерия Ксенофонтовна вышли за ворота, они смотрели на удаляющиеся огни автомобиля.

— Что за детские шалости и выдумки? Какие еще золотые монеты и бриллианты. Что ты ему наговорила, что они решили к нам залезть?

— Я тебе кое-что не рассказала, ба, — шмыгнула носом Зоя. — Драгоценности, действительно, существуют.

***

Зоя распорола швы на боку плюшевого медведя, достала тряпичную сумочку, развязала шнурок на ней, и на стол посыпались роскошные бусы, броши и пуговицы невиданной красоты.

— Бог ты мой! — ахнула Калерия Ксенофонтовна.

Она нацепила очки и повертела в руках то одно, то другое украшение, приговаривая:

— Тонкая работа!.. М-да… Легче держать на языке уголь, чем такую тайну… Зоя, — строго сказала бабушка, — тебе нужно научиться перестать быть наивной и доверчивой, иначе так и будут приходить тебя грабить. И это касается не только денег, но и жизненных сил и энергии.

— Но ба… он был такой добрый, внимательный.

— Это сказывается холод твоей матери. Ты так скучаешь по теплу и ласке, что готова открыть душу любому, кто хоть немного покажется тебе добросердечным, кто хоть чуть-чуть проявит намек на искренность, кто будто бы на самом деле тобой интересуется. Ты купилась на сладкие речи, а он лишь хотел обобрать тебя и оставить ни с чем!

Бабушка погладила ее по щеке сухой, морщинистой рукой.

— Ты такая красивая, умная. Люби и цени себя! Но не эгоистично. Учись относиться к себе с уважением.

— Откуда взяться самоуважению? Мама говорит, что я глупая, что мое предназначение — мыть туалеты на вокзале.

Бабушка покачала головой.

— Зоя, тебе предстоит научиться разбираться в людях. К сожалению, не у всех в душе лишь добрые помыслы. Некоторые люди, порой, за доброту, мягкость и отзывчивость принимают слабость, они не стесняются использовать других в своих интересах… Прежде чем кому-то расскажешь свой секрет, проверь человека временем, не раскрывай карты сразу!

Глава 19. Последний привет

Тобольск-Тюмень, 1918 г.

— Они хорошо поют, — задумчиво протянула графиня Гендрикова, глядя на потолок.

— Мне на мгновение показалось, что мы вернулись в наши счастливые дни, когда в госпиталях давали концерты для раненных солдат, — отозвалась сидящая рядом Софья.

Молодые женщины сидели в одной из кают и через открытую дверь смотрели на покрытые изумрудной зеленью берега, на блестящие от солнечного света волны Тобола, на бриллиантовые брызги воды. Часовые стояли возле двери и то и дело поглядывали на них с неудовольствием и брезгливостью.

Раздался выстрел.

— Похоже, концерт окончен, — встревоженно подскочила с лавки графиня. — Что-то случилось? — спросила она у солдата рядом.

— Успокойтесь, дамочка, офицеры просто стреляют по диким уткам, что плавают недалеко от берега, — лениво отозвался он.

Графиня встретилась взглядом с баронессой, но ничего не сказала. Они ненадолго замолчали, слушая, как пустеет обойма за обоймой.

Софья первая начала разговор об ушедших временах; они болтали о прошлой жизни, обсуждали балы и общих знакомых. Охрана оглядывалась и посмеивалась над ними. Женщины переглянулись и, замолчав, решили вздремнуть, чтобы день прошел быстрее.

Баронесса проснулась, когда небо было совсем темное. Графиня все еще спала на лавке, укрывшись платком. Фрейлина попросила охранника выпустить ее на палубу. Он долго думал, стоит ли разрешать ей покинуть каюту, но в итоге позволил выйти на несколько минут. Она схватила с лавки потрепанный плед и выскользнула наружу.

В темных волнах Тобола отражалась круглая белая луна и россыпь сверкающих, словно бриллианты в ее колье, звезд. Она подошла к перилам и взялась за них двумя руками, пыталась рассмотреть хоть что-нибудь вокруг себя. Пустынные берега тихо дремали, окутанные темнотой. Ночной прохладный ветер освежал лицо и слегка трепал выбившиеся из прически темные пряди. Бодрящий, свежий запах воды напоминал о путешествии по Волге: с матерью, младшим братом, нянькой и гувернанткой они каждое лето отправлялись к дедушке в деревню под Казанью. Перед глазами вспыхнули ярким калейдоскопом картинки из детства: как краснолицые купцы в фуражках с лакированными козырьками пили на палубе чай за круглыми столиками, ели блины с красной икрой, обсуждая урожай, цены на пшеницу и металлы. Их кораблик останавливался в больших и маленьких городах. На причалах в Ярославле и Костроме толпились крестьяне: мужики в подпоясанных оборванных рубахах, простеньких брюках и лаптях, женщины в хлопковых сарафанах и стеганых коротких жакетах, в цветных платочках на головах. Их дети, одетые в заштопанные рубашки, поднимались на борт, чтобы продать ландыши. Запах цветов был настолько сильным, что весь воздух был пропитан их ароматом. Лето на Волге у нее ассоциировалось именно с этими цветами. Она украдкой коснулась тайного карманчика в складке юбки и убедилась, что букет Николая никуда не исчез.

«Надо будет вложить его в книгу, чтобы сохранить».

За ее спиной послышался пьяный, развязный голос Родионова:

— Приказываю вернуться в каюту!

Она обернулась. Комиссар невысокого роста приближался к ней, по пути откусывая то соленый огурец, то кусок хлеба.

— Или мне вам помочь? — на его лице расплылась липкая улыбка, глаза остекленели от выпивки.

— Нет, я уже ухожу, — тихо ответила она и поспешила к каюте.

Родионов дико рассмеялся за ее спиной.

До утра она не могла уснуть из-за нарастающей тревоги. Софья смотрела в открытую дверь на предрассветное небо. Сначала оно было темно-синим, потом сизым и теперь — розовым. Пароход загудел. Они прибывали в Тюмень.

Графиня Гендрикова проснулась от протяжного воя сирены и приподнялась на локте.

— Мы приехали? — спросила она сонно.

— Да, —