Священная война - Джек Хайт

Юсуф знал, что Каракуш говорит от имени всех его воинов, и, без сомнения, еще щадит его, умалчивая о худшем. Он заставил себя улыбнуться.

— Скоро мы будем греться у огня во дворце Мосула, старый друг. Я жду посланника халифа со дня на день. Как только ан-Насир дарует мне власть над Мосулом, Изз ад-Дин будет вынужден признать мое господство и впустить нас в город.

— А если халиф не сделает того, на что ты надеешься?

— Сделает. Я послал ему дары стоимостью в многие тысячи динаров: драгоценный Коран, мускус, янтарные ожерелья, алоэ, иудейский бальзам, сотню луков, семьсот стрел лучшего качества и двадцать коней с прекрасными седлами.

— Изз ад-Дин, без сомнения, тоже послал ему дары.

Юсуф нахмурился.

— Я не могу взять Иерусалим, пока воины Мосула, словно кинжал, занесены у меня за спиной. Даже халиф должен это понимать.

— Иншаллах.

— Мне нужно проведать раненых. Поговори с эмирами, Каракуш. Передай им то, что я сказал тебе.

Когда Юсуф в сопровождении идущего по пятам Сакра начал спускаться с холма, заморосил легкий дождь. Юсуф сделал этого юношу главой своей личной стражи много лет назад, после того как Сакр спас ему жизнь при осаде Александрии, и ему ни разу не пришлось пожалеть об этом решении. Воины звали Сакра «Тенью Саладина», потому что он всегда был рядом с Юсуфом. Они миновали ровные ряды шатров мамлюков и подошли к огромному шатру, раскинувшемуся в центре лагеря. Внутри под потолком висели затененные фонари, тускло освещая десятки раненых. Это была изнанка славы — та, о которой молчат поэты. Раненые сидели тесно, одни стонали от боли, другие молча смотрели перед собой с суровыми лицами. Большинство из этих воинов выживут. У них были неглубокие порезы или небольшие ожоги. Тех, кому досталось сильнее, держали в центре шатра, в отгороженной от остальных части. Юсуф направился сразу туда.

Войдя, он перешагнул через воина, который стискивал руку с отрубленной кистью. Рядом на боку лежал другой, пытаясь удержать вываливающиеся из рваной раны в животе внутренности. Его глаза остекленели, и он что-то бормотал себе под нос.

— Вы славно сражались, — сказал Юсуф воинам. — Аллах вознаградит вас.

Человек с отрубленной рукой кивнул. Другой не подал виду, что услышал. Юсуф прошел вглубь, мимо десятков воинов, получивших страшные ожоги. Одни вцеплялись в свою окровавленную, покрытую волдырями плоть и стонали от боли. У других кожа почернела и обуглилась. Они не издавали ни звука. Юсуф находил для них слова утешения, какие мог. Он остановился у человека, чье лицо превратилось в одну сплошную кровоточащую рану. Рядом с ним на коленях стоял Ибн Джумэй. Лекарь заметил страдальческое выражение на лице Юсуфа.

— Лицо — это не самое страшное, — сказал Ибн Джумэй. — У него сожжены легкие. Надежды нет. Я дал ему настойку мака, чтобы унять боль.

Человек шевельнулся и моргнул. Огонь ослепил его, и он невидяще смотрел прямо перед собой. Он прошептал что-то скрежещущим голосом. Юсуф опустился рядом с ним на колени. Ему пришлось наклонить ухо к самым губам воина, чтобы расслышать.

— Малик.

— Да, воин.

— Помнишь… когда… — Каждое слово было хрипом, от которого лицо воина искажалось болью. — …с тобой… сражались. — Юсуф нахмурился. Он снова вгляделся в лицо воина, но черты его были сожжены огнем. — Телль...Башир...

— Назам. — Воин кивнул. Юсуф взял его за руку. — Я помню, друг.

— Жена. — Назам сделал долгий, судорожный вдох. — Моя жена!

— О ней позаботятся.

Назам откинулся назад с улыбкой на изуродованных губах. Ибн Джумэй дал ему еще ложку маковой настойки, и глаза Назама закрылись. Через мгновение его скрежещущее дыхание прекратилось.

— Малик!

Юсуф обернулся и увидел, как в отгороженную часть шатра входят Убада и Насир ад-Дин. Кольчуга его племянника была красна от крови, а волосы опалены. В свои двадцать четыре, худой и сильный, Убада как никогда походил на своего отца, Джона. Туника Насир ад-Дина тоже была красной, но, похоже, от пролитого вина, а не от крови. Челюсти Юсуфа сжались. Он указал на тунику Насир ад-Дина.

— Как ты смеешь являться ко мне в таком виде? Я надеялся, что в Хомсе ты научишься порядку, но вижу, надежды мои были напрасны. Если бы не любовь, что я питал к твоему дяде, Ширкуху, я бы велел вырвать тебе язык для примера. Вместо этого я заберу твои земли. Ты больше не эмир Хомса.

Щеки Насир ад-Дина вспыхнули алым.

— Но, малик…

— Прочь, или я все-таки велю вырвать тебе язык!

Юноша поклонился и попятился из шатра.

Юсуф повернулся к Убаде.

— А ты! Где ты был? Твое место здесь. Эти люди сражались за тебя. Они умирают за тебя.

Убада брезгливо сморщил нос, глядя на раненых.

— Ну и что? Они мамлюки, купленные и выращенные как рабы. Их долг — умирать.

Юсуф дал ему пощечину.

— Я когда-то был таким же, как ты, племянник, — сказал он, и голос его был остер, как лезвие меча. — Когда я получил свое первое командование, я думал, что смогу заставить людей повиноваться угрозами и побоями. Мне повезло, что они не свернули мне шею. Мой дядя Ширкух научил меня тому, что я сейчас скажу тебе: каждый раз, вступая в бой, ты вверяешь свою жизнь в руки своих воинов. Те, кто тебя презирает, дадут тебе умереть; те, кто уважает, даже любит, отдадут свои жизни, чтобы защитить тебя. Но уважение воинов не завоевать, держась от них в стороне. Ты должен разделять с ними и радости, и горести.

— Слушаюсь, дядя, — пробормотал Убада, потупив взгляд. Он кхыкнул. — Я пришел сказать, что прибыли посланники от халифа. Они ждут тебя в шатре.

— А ты оставайся. Поговори с воинами. Подбодри их. А я сам поговорю с посланниками халифа.

Снаружи дождь уже лил как из ведра. Пока Юсуф добрался до своего шатра, он успел продрогнуть до костей и перепачкаться в грязи. Войдя внутрь, он увидел троих бородатых мужчин в одеждах из черного шелка, которые наслаждались едой и питьем в компании Каракуша и секретаря Юсуфа, седовласого ученого Имад ад-Дина. Юсуф прошел к своему походному стулу. Он сел и жестом велел посланникам подойти.

— Слуги халифа ан-Насира всегда желанные гости в моем шатре. Какие