Югославия в огне - Ольга Ивановна Обухова

– А вы знаете – вы совершенно правы! – заявил раскрасневшийся фон Ромберг. – Я так и сделаю. И гори они в аду, все мои завистники!

– Поэтический вечер фон Ромберга намечен на 19 октября, на пять часов вечера, – радостно сообщила Диана Краячичу. – Ради этого в типографии отпечатали еще триста его книжек – невиданное количество по загребским масштабам. Специально заказали красивые обложки, чтобы скрыть истинное качество этой макулатуры. – Диана выдержала паузу. – И послали десять экземпляров послу Каше с просьбой надписать их совместно с фон Ромбергом и вручить наиболее активным участникам поэтического вечера – тем, кто сможет наизусть прочесть не менее трех стихотворений автора. И господин Каше, как передал Ромбергу советник посольства фон Визингер, согласился сделать это, – торжествующе закончила она.

– Отличная работа, Диана. – Глаза Краячича блестели. – Ты вместе с Ромбергом будешь присутствовать на этом вечере… а остальное тебя уже не касается.

– А что все-таки планируется сделать с рейсхкомиссаром Московии?

– От него должно остаться одно мокрое место, – отрывисто проговорил Краячич. – Запланирован мощный взрыв.

– Понятно. – Диана закусила губу. – А как обстановка… в самой Московии?

– Неважная. Немцы уже взяли Вязьму, Ржев, Орел, Калугу, Калинин и Можайск и находятся совсем близко от столицы СССР. Сталин приказал эвакуировать правительство, все министерства и учреждения и иностранные посольства в Куйбышев, но сам остается в городе. Поэтому наша акция имеет решающее значение. На карту поставлена честь всего югославского движения Сопротивления – так сказал товарищ Вальтер.

– Кто это?

– Руководитель коммунистов Югославии. Его еще зовут Тито. Но это имя тебе ничего не скажет. Тем более что оно – не настоящее.

– Я так волнуюсь, так волнуюсь… – Фон Ромберг протянул Диане свои худые руки. – Вот, потрогайте – руки совершенно холодные, точно я в гробу лежу. И это действительно так – сегодня мне предстоит либо умереть, либо воскреснуть, смотря как примут мои стихи читатели. Я написал поэму специально для посла Каше… она прославляет германский дух, германское мужество и веру немцев в Провидение. Хотите, прочитаю?

– Но она же, наверное, на немецком… – через силу выговорила Диана. Она была очень бледна, от невероятного внутреннего напряжения ее слегка подташнивало.

– Конечно!

– К сожалению, я не очень хорошо знаю немецкий. Но вы молодец. Не ожидала от вас такого. Извините, мне надо пойти рассадить друзей, которые прибыли из Карловаца.

Торопливо отделавшись от барона, Диана направилась в ту сторону, где сидели ее «друзья из Карловаца» – местные подпольщики, направленные на мероприятие Краячичем. Они должны были изображать из себя восторженных почитателей таланта фон Ромберга. В руках у них были зажаты книжечки его стихов.

Но главная роль отводилась не им. А настоящей немке по имени Герта Хаас, которая и должна была в присутствии посла Каше на безупречном немецком языке рассказать о своей любви к стихам фон Ромберга. Диана приблизилась к молодой женщине и села рядом с ней.

– Вы готовы?

Женщина кивнула. Но ее лицо было очень бледным, и Диана заволновалась:

– С вами все в порядке? Вы так бледны…

Женщина подняла глаза на нее – и в ее взгляде блеснула сталь.

– Не беспокойтесь, прочитать стихи сумею. Память у меня отменная. – Она стиснула руки. – Просто я все время думаю о сыне…

– Что с ним? Он заболел?! Если нужна какая-то помощь…

– Я же нахожусь в Загребе на полулегальном положении. В любой момент меня могут… – Она сделала выразительный жест. – Поэтому, чтобы обезопасить сына, мне пришлось вскоре после его рождения отдать его в семью настоящих фольксдойче, которые вне всякого подозрения, где его гарантированно не тронут. – Ее тонкие губы задрожали. – Так он и растет – не зная матери и отца.

– Я думала, вы сами – немка…

– Немцем был лишь мой отец. Но он давно погиб. А моя мать – словенка. От отца мне досталось немецкое имя, что очень удобно после того, как Хорватия фактически превратилась в протекторат Германии.

– У меня тоже есть сын… и я вам невероятно сочувствую. – Диана проглотила комок в горле. – Расти в чужой семье – это ужасно. А к отцу, к вашему мужу ребенка нельзя было отправить?

Герта Хаас в упор посмотрела на нее:

– Вы шутите?

– Нет… – смешалась Диана. – С чего вы взяли?

– Разве Иван не сказал вам, кто мой муж?

– Нет… нет, конечно!

– Его партийная кличка… – Женщина немного замялась. – Тито.

Диана вздрогнула. Если бы она сейчас посмотрела на себя в зеркало, то увидела бы, что ее лицо стало таким же бледным, как и у Герты.

Иван Краячич заверил ее, что распланировал все так, чтобы на нее ни при каких обстоятельствах не пало подозрение: начиненный взрывчаткой автомобиль должен был взорваться при подъезде Каше к посольству, почти в двух километрах от этого места. И все же Диану била глубокая внутренняя дрожь. Она понимала, что ввязалась в то, за что могла поплатиться собственной жизнью.

Но выхода не было.

Посол Германии Зигфрид Каше оглядел большой зал, плотно набитый людьми. Как же здесь много немецких лиц… но еще больше, кажется, скуластых лиц хорватов, которые, как их ни приодень и ни причеши, все равно никогда не станут похожи на немцев. Надо же, Анте Павелич назвал хорватов потомками готов, которые по стечению обстоятельств заговорили на сербскохорватском языке. Готы действительно завоевали Балканы, еще при императоре Аврелиане, а также захватили Рим, Италию, Францию и Испанию, но только хорваты не имеют к ним никакого отношения. Они сами пришли сюда из района Карпат, вытеснив и покорив и готов, и кельтов, и римлян, живших на этих землях. От готов они позаимствовали лишь несколько слов – таких, как «котел», «купить», «сиять», «буква», но так и остались славянами. Облагороженными западным влиянием и католицизмом, воспитанными Австрией и Италией, культурой Габсбургов и Ренессанса, но… все равно оставшимися все теми же дикими, необузданными славянами. Только многолетнее, многовековое причесывание хорватов настоящей западной культурой, возможно, что-то изменит. В этом смысле барон фон Ромберг совершает исключительно важное дело… жалко, что никто в посольстве раньше этого не замечал – все были слишком увлечены борьбой с сербскими партизанами, с затаившимися в подполье коммунистами, разрешением мелочных конфликтов и дрязг в руководстве усташей, которые постоянно бегают жаловаться друг на друга в посольство, а до поэтов и художников руки не доходили. Хорошо, что советник фон Визингер обратил на это внимание. И как тонко он напомнил о внимании к культуре и к ее деятелям со стороны фюрера!

Мысленно составляя отчет об этом поэтическом вечере, который должен был лечь на стол