Ворон Бури - Бен Кейн

Слишком поздно я повернул голову. Слишком поздно Ульф и Хавард замолчали. Было слишком поздно даже для Векеля с его умом витки. Дозорный на стене частокола, истекающий кровью из раны на голове, но не мертвый, как должен был быть, метнул копье.

Хавард упал, пронзенный в шею. Он выглядел слегка удивленным.

— Нет! — Рев Ульфа, должно быть, был слышен в Дюфлине. Он взлетел по лестнице быстрее, чем крыса в нору. У дозорного не было ни шанса. С раскроенной головой от того же топора, что убил пастушонка, он умер. Но Ульф не закончил. Раз, два, три, и еще два раза он рубил, превращая дозорного в безголовый, безрукий и безногий обрубок. — Вот тебе, сучий выродок! — взревел он, спихивая каждую часть тела со стены.

Желчь наполнила мой рот, поднялась к носу. Беспомощный, я изверг смесь хлеба и пива — то, что я съел перед отплытием с «Бримдира» — прямо на землю, рядом с бедным Хавардом.

Ульф спустился по лестнице и вытащил копье из шеи своего друга. Без слова он перекинул труп Хаварда через плечо, словно половину свиной туши. Только тогда он заметил нас троих: меня, Векеля и Лало, застывших на месте.

На его лице отразилось любопытство.

— Что?

— Ничего, — сказал я, кашляя и отхаркивая слюну, вспоминая, каким добродушным он казался при нашей первой встрече.

Лало не проронил ни слова.

— Нам лучше догонять скот, — сказал Векель.

— Тогда идите, — приказал Ульф.

Ульф положил последний камень на груду и отступил, чтобы оценить свою работу.

— Это не погребальный костер, старый друг, но сойдет и так. — Он пробормотал молитву.

Могила была неглубокой. Без лопат у нас были только топоры и голые руки, чтобы соорудить последнее пристанище Хаварда. Мешала тяжелая глина и давящее осознание, что погоня может быть уже на хвосте, и Ульф бросил копать. Положив труп в неглубокую яму, которую нам удалось вырыть, а вместе с ним оружие и щит Хаварда, он сложил над ним каменную пирамиду. Я и дюжина воинов с «Бримдира» помогли, так что закончили быстро. Эйольф и его приспешники, отказавшиеся остановиться, ушли со скотом; так же поступили и остальные наши товарищи по веслу.

Рассвет наступил не так давно. В отдалении к облакам поднимался дым: Ведрарфьорд все еще горел. Холмистая местность и изгибы реки Шур не позволяли увидеть, послал ли Ивар за нами воинов, но, как заметил Векель, можно было с уверенностью предположить, что пошлет. Чем скорее мы перейдем в Осрайе и войдем в горы на северном горизонте, тем лучше.

— Закончил? — спросил я Ульфа.

Он ощетинился, но, как и я, понимал необходимость спешить.

— Да.

— Пора бежать, — сказал Векель.

Лало повторил за ним.

— Хорошо, — сказал Ульф и был вознагражден улыбкой.

Уроки языка начинали раздражать.

— Если вы закончили… — и я перешел на размашистую рысь, пожирающую землю.

Скот движется медленно; мы скоро их догнали. Впервые я смог как следует оценить добычу, взятую у Ивара. Это были прекрасные, упитанные животные, черные, багрово-красные, огненно-рыжие и бурые. Кроме рогатой палевой коровы, было пять с белыми спинами и черными телами, и три редкой породы — белые с рыжими ушами. Был и один бык, черный, толстошеий, довольно спокойное создание. Теперь, когда мы сбили скот в плотную группу, окруженную со всех сторон, они шли без всяких проблем.

Мы проходили мимо хуторов, ратов и полей ячменя и пшеницы, но было слишком рано, чтобы люди проснулись. Лаяли собаки. Если кто-то и откликался и понимал, что рядом чужаки, у них хватало ума не вступать в бой.

— Где брод? — наконец потребовал ответа Ульф у Эйольфа.

— Близко.

Он не лгал. Вскоре мы вышли к реке Шур, которая была намного шире, чем Касан в Линн Дуахайлле. Измученные жаждой животные без понуканий двинулись между ольхами к краю воды. Пара камышниц отплыла от захватчиков своей территории, а яркая вспышка цвета, пронесшаяся низко над водой, выдала зимородка.

Я никогда не перегонял скот через реку, но Эйольф — да. Дюжина умеющих плавать мужчин переправились первыми; как только они оказались на том берегу, мы сомкнулись вокруг стада, крича и цокая языками, подгоняя их вперед. Большинство животных умеют плавать, даже если не любят, и вскоре скот уже входил в воду и, сильно отталкиваясь ногами, без происшествий переправлялся. Нескольких молодых телят пришлось буквально заталкивать в воду за матерями, но даже они справились с переправой.

Того же нельзя было сказать обо всех воинах. Пожалуй, половина не умела плавать; им пришлось лечь на спину и позволить тем, кто умел, перетащить их. Было много ругани и протестов, не говоря уже о брызгах и наглотанной воде, но никто не утонул. Совет Асгейра оставить кольчуги на кораблях оказался мудрым. Я был одним из немногих, кто его проигнорировал; теперь я считал себя счастливчиком, что хорошо плаваю и могу переправиться в своем драгоценном доспехе.

Обрадованные тем, что вошли в Осрайе, позабавленные жалобами тех, кому помогали переправляться, дюжина воинов, переплывших первыми, не обращали внимания на окрестности. Я тоже. По правде говоря, я снова любовался скотом, вполуха слушая, как Векель ворчит, выжимая свои волосатые телячьи башмаки.

— Люди. Люди! — голос Лало.

«Он прав», — подумал я, когда земля задрожала от стука копыт.

— Стена щитов! — взревел Мохнобород. — Некоторые из вас, не давайте скоту разбежаться!

Дюжина, переправившаяся первой, тут же выстроилась. Люди, выжимавшие воду из одежды или жаловавшиеся на ржавчину, которая скоро появится на их оружии, суетились, ругались и пытались сделать то же самое, но отклик был слабым. Выстроилось, может, двадцать щитов, а в середине бушевал Мохнобород, клявшийся, что оторвет головы и насрет в глотки, если к нему не присоединятся другие.

Два десятка человек, среди них Лало и Векель, образовали рыхлый круг вокруг стада. К моему огромному облегчению, скот, встревоженный грохотом прибывших, успокоился.

Шум подняли всадники — не меньше восьмидесяти, и все воины. Они развернулись широким полукругом, с легкостью охватив нашу жалкую стену щитов, их копья были наготове.

Я встал в строй; в животе все скрутило. Я не был бывалым воином, но и мне было ясно, что одна быстрая атака — и всадники обойдут нас, налетят на остальных и на скот. Стоило прозвучать одному приказу, и разразилась бы кровавая бойня.

— Назовитесь! — Это был