Кто владеет словом? Авторское право и бесправие - Дэвид Беллос

Например, сцена автомобильной погони, заканчивающейся аварией, является жанровым клише, поэтому ни один правообладатель фильма с подобной сценой не может заявить о нарушении прав. Аналогично, если амбициозная женщина одержима мытьем рук после убийства, совершенного ее супругом, как это описано в «Макбете», такая сцена также принадлежит к «общему запасу» литературных ресурсов.

Доктрина scène à faire в ее крайней интерпретации могла бы освободить от ответственности большинство сюжетов романов, пьес и фильмов, поскольку действительно уникальные повороты сюжета встречаются чрезвычайно редко[308]. Впервые примененная в США в 1942 году в судебном процессе против киностудии, эта доктрина активно использовалась в делах, связанных с кино: Хёлинг против Universal City Studios (1980), Андерсон против Paramount (1985), Уокер против Time Life Films (1985), Стайнберг против Columbia Pictures (1987) и других[309].

Отдельная граница установлена для случаев, когда идея и ее выражение считаются неразделимыми. Это особенно характерно для математических формул: например, e=mc2 в формулировке Эйнштейна невозможно выразить иначе, сохраняя ее смысл. Эта доктрина, известная как доктрина слияния (merger doctrine), чаще всего применяется в современных делах, связанных с компьютерными программами, где граница между идеей и ее выражением часто размыта.

Сложность разделения идеи и выражения ярко иллюстрируется делом о пьесе Энн Николс «Ирландская роза Эби» (Abie’s Irish Rose, 1922). Пьеса рассказывала историю молодого еврея, женившегося на ирландской католичке вопреки воле их отцов. Вопрос заключался в том, нарушает ли авторские права Николс фильм с похожим сюжетом, где ирландский юноша женится на еврейской девушке из враждующих семей. Судья Лёрнд Хэнд отметил, что четкой границы между идеей и ее выражением провести невозможно: «Никто никогда не мог установить эту границу, и никто никогда не сможет»[310].

Энн Николс проиграла свое дело, как и большинство истцов, страдающих от «навязчивого убеждения… что все сходства между их произведениями и любыми другими, появившимися позже, неизбежно должны быть приписаны плагиату». Это подчеркивает, что обращение к закону об авторском праве зачастую связано больше с уязвленной гордостью, чем с реальными правовыми нарушениями. Возможно, такие случаи лучше подходят для анализа психиатрами, чем для сложных юридических разбирательств.

28

Право на собственное лицо

Есть много причин посетить остров Гернси у берегов Нормандии, на протяжении многих веков находившийся под управлением английской короны, но никогда не входивший в состав Англии, Соединенного Королевства или Европейского союза. Одни приезжают полюбоваться его живописной береговой линией, другие – насладиться мягким климатом (спасибо течению Гольфстрима), или понаблюдать за многочисленными видами птиц. Но есть еще две весомые причины – обе из них находятся в районе Сент-Мартин. Первая – посетить Отвиль-хаус, где Виктор Гюго завершил свою работу над романом «Отверженные». Вторая – воспользоваться услугами местного юриста, чтобы зарегистрировать свою «личность».

С 2012 года на Гернси действует Указ о правах на изображения, предоставляющий новую, всеобъемлющую форму защиты интеллектуальной собственности, связанную с личностью и ее визуальными проявлениями. Закон вводит термин personnage (в гернсийских законах используется множество франко-нормандских терминов), обозначающий личность или характер, стоящий за образом, а также саму «личность», которая становится объектом регистрации. Регистрация доступна как для физических лиц, так и для юридических (например, корпораций), а также для совместных лиц (двух или более людей, которые воспринимаются как единое целое, например «Лорел и Харди»), групп с меняющимся составом (например, музыкальных групп) и даже вымышленных персонажей, будь то люди или нет. Более того, личность умершего personnage может быть зарегистрирована на срок до ста лет после его смерти, а для юридических лиц – до ста лет после их ликвидации. Хотя для регистрации personnage не требуется признание ее известности или общественного значения, очевидно, что процедура имеет смысл только тогда, когда регистрируемое обладает коммерческой ценностью.

Регистрация личности по законам Гернси обеспечивает защиту целого спектра атрибутов: имени, псевдонима, голоса, подписи, внешности, силуэта, жестов, манеры поведения, а также фотографий, иллюстраций, изображений, видео, электронных и других визуальных образов. Теоретически (а возможно, и практически) это означает, что если ваша забытая бабушка внезапно окажется героиней нового исторического исследования и станет предметом книги, вы можете зарегистрировать ее личность на Гернси и получить право требовать вознаграждение за использование ее фотографий, описания жизни или даже ее образа в фильме или на сувенирной продукции. Неплохой пассивный источник дохода.

Особенно заманчивым это нововведение стало для корпораций вроде Disney. Согласно гернсийскому законодательству, компания может зарегистрировать вымышленного персонажа Дональда Дака в качестве «персоны» и закрепить права на его образ, голос и манеры поведения. Поскольку Дональд Дак крайне популярен в Германии, для максимальной выгоды компании придется добиваться признания гернсийской регистрации в Евросоюзе. И нет сомнений, что в ближайшем будущем умелые юристы постараются это провернуть.

Право личности, установленное на Гернси, – не уникальное изобретение. Оно продолжает тенденцию, давно существующую в других юрисдикциях, где это право известно как «право на изображение» или «право на публичность». Оно не связано с авторским правом и не является частью Бернской конвенции. На самом деле, право на публичность зачастую вступает в конфликт с авторским правом, одновременно расширяя его границы и добавляя новые определения к традиционным представлениям об интеллектуальной собственности. В результате интеллектуальная собственность, которая долгое время ограничивалась патентами (и на изобретение, и на промышленный образец), товарными знаками и авторским правом, стала охватывать и смежные права на публичность и защиту частной жизни.

Истоки этого права уходят к изобретению Джорджа Истмена, который в 1888 году создал целлулоидную фотопленку и фотоаппарат Kodak № 1. Его изобретение изменило фотографию, сделав ее доступной для широкой публики. «Вы нажимаете на кнопку, а мы делаем все остальное» – этот рекламный слоган олицетворял удобство нового устройства, которое в считаные годы распространилось по всему миру. Kodak позволял фотографировать детей, играющих во дворе, родственников, отдыхающих в саду, или знаменитостей, замеченных на улице. Газеты, которые благодаря фотолитографии теперь могли воспроизводить фотографии, с энтузиазмом публиковали такие снимки, особенно если они были скандальными или вызывающими. Политики, актрисы и другие известные личности начали видеть свои изображения в прессе в неожиданных ситуациях, что вызывало у них возмущение. Частные моменты их жизни, такие как прогулка по улице или ужин в ресторане, становились достоянием общественности. Конечно, это было невыносимо. Что еще хуже, знаменитости могли наткнуться на свои изображения в рекламе товаров, с которыми они не имели ничего общего, или в логотипах компаний и организаций, о которых они никогда не слышали. Авторское право здесь было бесполезно: оно защищало работу фотографа, но не сам объект фотографии.

Первая собственность, которой владеет человек, писал Дени Дидро в 1762 году, – это его личность[311]. Из этого принципа естественным образом следует