Кто владеет словом? Авторское право и бесправие - Дэвид Беллос

Претензии на защиту «неприкосновенности произведения» выдвигались и по прошествии куда большего количества лет. В 2001 году французское издательство Plon выпустило два популярных романа Франсуа Сереса, в которых якобы рассказывается о судьбах двух главных героев романа Виктора Гюго «Отверженные», впервые опубликованного в 1862 году. Потомок Гюго в четвертом поколении, Пьер Гюго, обратился в суд с требованием изъять эти произведения из продажи, сославшись на то, что они нарушают «целостность» оригинального романа и волю его автора. По его словам, если бы его прапрадед хотел, чтобы у приключений Мариуса и Козетты были продолжения, он бы непременно написал их сам.

Первый суд вынес решение в пользу Пьера Гюго, который пользовался поддержкой Общества литераторов – лоббистской группы, созданной в 1840 году, в число основателей которой входил… Виктор Гюго. Издатель подал апелляцию на это решение, и после долгих проволочек дело дошло до высшей судебной инстанции в 2008 году. Апелляция была основана на том, что сам Гюго не считал, что потомки должны иметь какое-либо право распоряжаться его литературным наследием, о чем он ясно дал понять в своей речи на первом собрании ALAI в 1878 году. В результате попытка запретить эти две книги была отменена Кассационным судом, но это не было победой «общественного интереса» к одному из величайших классиков художественной литературы. Решение подтвердило моральное право автора на уважение его мнения о своем произведении спустя полтора столетия после его смерти. Несмотря на то, что Гюго завещал свое литературное наследство нации, «Отверженные» все еще не полностью свободны для публичного использования во Франции[321].

Пьер Гюго не принял никаких мер против «Козетты» Лауры Калпакян (Cosette, 1995) или продолжения истории Эпонины «Немного влюбленный» Сьюзен Флетчер (A Little in Love, 2014), поскольку они были опубликованы в США, где подобные моральные права не признаются в судах. Однако закон об авторском праве американского образца был использован против книги, написанной на французском языке, что имело леденящий душу эффект.

Французский издатель обратился к известному писателю с просьбой адаптировать «Унесенные ветром», сменив сеттинг на Францию в период немецкой оккупации. Роман Режин Дефорж «Синий велосипед» (La Bicyclette bleue, 1981) превратился в трилогию объемом более 1200 страниц, которая была продана тиражом более восьми миллионов экземпляров и была адаптирована в телесериал. Права на «Унесенные ветром» принадлежали American Trust Bank Company, которая подала иск о нарушении авторских прав в Калифорнии, но проиграла дело. Тогда она обратилась в суд Франции с иском о нарушении авторских прав только на первые 70 страниц и получила компенсацию в размере двух миллионов франков[322]. Скрытой причиной столь дорогостоящего дела против небольшого французского издательства, специализировавшегося на истории кино, было то, что один из его акционеров был связан с киноимперией Gaumont. Но она отступила в сторону и позволила издательству Éditions Ramsay разориться. Режин Дефорж купила его на ликвидационной распродаже за символическую цену в один французский франк. Несколько выдающихся редакторов лишились работы.

В таких странах, как Франция, где моральные права ревностно обороняются, право на неприкосновенность произведения даже позволило авторам контролировать и участвовать в переводах своих работ, включая выбор названия. Милан Кундера[323] был самым известным контролером работы своих англоязычных переводчиков: он дошел до того, что изменил пунктуацию, чтобы сделать ее похожей на чешскую[324]. Но право на неприкосновенность, передаваемое по наследству, может привести к тому, что люди, не имеющие никакого литературного опыта, смогут навязывать свои прихоти тому, как произведения их предков предстанут перед новыми читателями по всему миру.

Наследуемость права неприкосновенности делит классику европейской литературы на два типа произведений: те, у которых родословная писателя вымерла, и те, у которых внуки и правнуки автора еще остались в живых. С романами Бальзака мы можем делать все, что захотим, но с «Отверженными» – пока нет. В Европе настоящее общественное достояние – это случайный результат генетической лотереи.

30

История звука

Сам звук никогда не рассматривался как возможный объект собственности, поскольку он исчезает в воздухе. Звуки, составляющие человеческую речь, не подвластны закону об авторском праве. Блестящие замечания, которые вы произносите на званом ужине, могут быть (и, возможно, будут) подхвачены и дословно повторены другими гостями, и они вправе не ставить их вам в заслугу, даже если на следующей неделе они впишут их в свою статью в журнал New Yorker. Правда, речь, прочитанная по заранее подготовленной бумажке, – это совсем другое дело, и даже когда импровизированная речь записывается, запись защищается авторским правом (с 1972 года), но речь как таковая остается свободной и безвозмездной. Ограничения на ложные выкрики «Пожар!» в переполненном театре или на оскорбительные высказывания регулируются законами, совершенно отдельными от законов об интеллектуальной собственности.

Таким образом, free speech – это несколько неправильное название, поскольку «свобода слова» применяется почти исключительно в сфере печатных и других «фиксируемых» средств массовой информации. По-французски она называется la liberté de la presse, «свобода печати», что более точно и позволяет отнести ее к широкой сфере действия авторского права в отношении выражения, зафиксированного в письменной форме или с помощью какого-либо другого устройства многократного воспроизведения. Довольно рано интеллектуальная собственность была распространена на книги, карты, диаграммы и музыкальные произведения, а также на лекции и проповеди, произносимые устно, но главные битвы за звук велись и до сих пор ведутся за мелодичные звуки, намеренно издаваемые инструментами и голосом: песни, симфонии, оперы и джинглы.

У Моцарта не было авторских прав на свои произведения, и музыкальные мастера по всей Европе исполняли его оркестровые и оперные композиции по своему усмотрению. Композиторы популярных опер и водевилей на протяжении всего XIX века повторяли мелодии из других произведений, не требуя разрешения от их авторов, хотя переработок было так много, что никто толком не знал, откуда взялись популярные мелодии. В 1886 году Бернская конвенция напрямую исключила право на исполнение нот, за исключением случаев, когда на партитуре имеется уведомление о сохранении права на исполнение, и освободила механическое воспроизведение партитур с помощью музыкальных шкатулок от защиты авторского права. Но затем появился Эдисон и его фонограф.

Фонограф изначально задумывался как средство записи речи, а не песен (точно так же, как братья Люмьер задумывали свой кинематограф как средство записи реальности, а не воображаемых миров). То, что слушает пес Ниппер на старинном логотипе HMV[325], – не веселая мелодия, а голос его хозяина. Но ни один хозяин или хозяйка не обладали авторскими правами на звук своего голоса, даже если он был зафиксирован в канавках воскового цилиндра или шеллачного диска.

Предполагалось, что покупатель партитуры или песенного листа имеет право играть или