Первая схватка. Повести - Ефим Иосифович Гринин

на голову. Рябинин вздрогнул. Синеватая решетка рубцов покрывала тощую согнутую спину, на правой лопатке багровела выжженная буква N, а выше белесый шрам пулевого ранения.

«Н-да, изукрасили… Или работа специалистов-гримеров? – подумал Рябинин. – Нет, дистрофия у него настоящая. На еду волком накинулся. А торс какой крепкий! Была у парня силушка!»

– Комендант Вальтер русскому языку у меня учился, говорил, помещик он, скотину разводит племенную, – злобно усмехнулся Семен, опуская рубашку. – Тавро у него на рукоятке трости, не расставался с ней. Побоялся, что я его забуду, пришлепнул на память…

– Да, вам не следует забывать его, – мягко сказал Рябинин. – Так зачем вас сюда послали?

– Это я скажу только Виктору.

– А ежели я не сведу вас с Виктором?

– Тогда я уйду!

– Куда?

– А это уж мое дело! – отрезал Семен.

– Даже так… – насмешливо протянул Рябинин. – Весьма решительно. Ну-с, а после встречи с Виктором куда?

– Через фронт…

– Вот это уж яснее, молодой человек. И не грубите старшим. Значит, в армию? – задумался Рябинин. – А в партизанский отряд?

– Чтоб каждый допрашивал, чтоб на каждом шагу оглядываться! – утомленно и безнадежно сказал Семен. – Нет, доктор, пустое это дело! Комариные укусы. Я – снайпер. На фронте я фрицев буду стрелять с рассвета до темна… Мне бы до переднего края дойти…

Рябинин звякнул колокольчиком и послал Тоню в дверь налево. Она вывела оттуда высокого крепкого парня в куртке железнодорожника. Все совпадало с описанием Гаврика: хромота, нос длинный с горбинкой, черные волнистые волосы… Семен подал руку.

– Здорово, Виктор! Я – от Гаврика…

– Брехня! – воскликнул Виктор, вытаскивая из кармана пистолет, но дуло парабеллума уставилось в его лицо быстрее.

– Тихо, парень! – медленно процедил Семен. – На пушку меня не возьмешь. Разберись сначала!

– Стоп! – прикрикнул Рябинин. – В моем доме оружие запрещено! Дайте сюда револьверы!

– Не троньте! Я его кровью добыл! – Семен угрюмо отодвинул руку Рябинина.

– Доктор, это провокатор. Гаврик Зеленцов арестован, в штабе точно известно, – горячо сказал Виктор, но пистолет послушно положил на стол.

Семен рванул с себя гайтан, надетый Гавриком, разломил дутый крестик и вынул крошечную записку, которую партизан нацарапал в шалаше обломком грифеля. Виктор недоверчиво пробежал глазами записку, выругался и передал доктору, потом по-дружески улыбнулся Семену:

– Что ж ты сразу не показал?

– А ты спросил? – хмуро-презрительно бросил Семен. – Научился пистолетом махать!

Рябинин потер лоб. Вот причина гибели Осетровой. В ее деле лежал донос без подписи. Найти мерзавца немедленно! Знает ли его Виктор в лицо?

– Еще бы! – сказал Виктор. – И Андрей знает. Весь город перероем, а найдем!

– В таком случае на вас возлагается уничтожение предателя! Без суда! – сурово сказал Рябинин и, повернувшись к Семену, пожал ему руку: – А вам спасибо, Семен Михайлович. Это очень важно для нас. Мы тоже поможем вам. Зеленцов где сейчас?

Поведав историю о Гаврике, Семен напомнил про Марусю.

– Поздно! – сказал Рябинин, и голос его дрогнул. – Поздно, Семен Михайлович, нет Осетровой… Твердая была женщина!

Семена охватил озноб. А Василек как же? А Лидочка?

Виктор отвлек его вопросом:

– Как же ты ночью этот дом отыскал?

– Я бывал в Энске прежде, – неохотно сказал Семен.

– Так у тебя и знакомые тут есть?

– Нету… Была одна, да и та… – махнув рукой, угрюмо сказал Семен, отходя к окну.

– Это новая деталь, Семен Михайлович, – сказал Рябинин. – Нельзя ли поподробнее. Кто она?

– Про шлюху немецкую говорить не буду… – не оборачиваясь, буркнул Семен.

Неизвестно, чем кончился бы этот разговор, если бы не звонок в прихожей.

Выпроваживая их в библиотеку, Рябинин предложил Виктору подумать, как перебросить Семена на ту сторону.

– У меня срочный приказ, доктор! – напомнил Виктор.

– Как только освобожусь, – развел руками Рябинин. – Это, наверно, молочница…

Но он не угадал.

III

Приход Галины в неурочное, подозрительно раннее время был нарушением дисциплины. Но Рябинин воздержался от замечания. Ему бросилась в глаза перемена в облике Галины. Ее темное, со стоячим закрытым воротником платье было строгим, как школьная форма. Побледневшее лицо осунулось, сумрачно горели воспаленные глаза. Рябинин встревоженно ждал разъяснений. Галина отвела взгляд, глухо сказала, что информация неотложная. Следовало еще вечером сообщить доктору, но барон продержал ее допоздна в ресторане. Рябинин усадил ее в кресло, приготовился слушать.

– Вчера я с бароном была у фон Крейца, – начала Галина. – Он дал по телефону указание повесить без промедлений женщину, которая помогала партизанам. Упомянул слово «бургомистр». Сказал, что формальности в данный момент ни к чему…

Галина говорила бесстрастно, не окрашивая своей оценкой ни одну из мельчайших подробностей, которые запечатлела ее тренированная память. Таков был порядок. Весь смысл ее работы заключался именно в буквальной точности передачи всего того, что удавалось ей узнать, услышать, увидеть. Не раз бывало, что из ее информации одно лишь слово решало успех боевой операции. Ради этого она рисковала. И потому сначала факты, одни факты, потом, если понадобятся, ее предположения, впечатления, ее личное мнение.

Рябинин сопоставлял новые факты с тем, что ему было известно. За эти годы командование партизанским движением трижды присылало к нему разведчиц высшего класса. Галина талантливая. Сейчас ее информация особенно нужна. Ни словом, ни жестом он не мешал ей говорить.

– При мне фон Крейц застрелил пленного, – докладывала Галина. – Красноармеец так и не сказал, когда его полк прибыл на фронт. В машине барон проговорился, что едет к фон Крейцу за сведениями о подготовке наступления русских…

Это было главное. Конечно, случайное знакомство Галины с бароном было редкой удачей. Оно сразу ввело ее в высший круг офицеров. Визит к начальнику абвера превосходит все ожидания. Фон Крейц – душа обороны укрепрайона.

– Потом явился Павлюк с радиограммой. При мне разговора не было, но я рискнула вернуться за сумочкой, – не меняя позы, глядя в угол, говорила Галина, и голос ее звучал мерно и ровно, не выдавая того, что пережила она в гостях у фон Крейца. Она должна последовательно изложить события, и она излагала их. А нервы – это ее личное дело.

– Еще что, Галина Григорьевна? – спросил Рябинин, когда она умолкла.

– Все…

Рябинин по достоинству оценил серьезное сообщение Галины. Три таких разных по положению офицера вместе у топокарты – это явление исключительное. Значит, радиограмма, собравшая их вместе, тоже исключительная. Если прибавить, что барон ждал от полковника сведений о предстоящем наступлении, то… Он попросил ее высказаться. Она считала необходимым известить командование армии.

– О Павлюке что нового? – поинтересовался Рябинин, когда они закончили обсуждение главного вопроса.

– Пока неясно, – сказала Галина. – Фон Крейц начал рассказывать о нем, но барона шокировало мое знакомство с Павлюком.