Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

всегда украшались подзором из шелкового галуна, тканного с золотом или с серебром, а также из золотного плетеного кружева, расшитого по атласу или другой шелковой материи. Оконницы, или окончины, украшались также, особенно в комнатах цариц, шелковыми подзорами (драпри). Так, в 1671 г. в новых хоромах царицы Натальи Кирилловны к окончинам на подзоры употреблено по аршину атласу червчатого и алого. Кроме того, завесы, преимущественно суконные, протягивались иногда поперек комнаты, заменяя перегородку или ширмы. Подобный завес вышиною в 8 арш., а шириною в 14 арш. разделял, например, заднюю часть Грановитой палаты на две половины. В Передней Терема также висел завес из червчатого сукна (1672 г.). Такие завесы употреблялись большею частию в проходных комнатах, особенно в сенях, отделяя наружные входы от дверей во внутренние покои.

В каменных зданиях на окнах постилали суконные наокошечники так, как в лавках полавочники.

В важных случаях, во время посольских приемов или в торжественные дни и царские праздники, весь хоромный наряд получал совершенно иной вид. Тогда вместо сукон, которыми убирались комнаты в обыкновенное время, стены наряжали богатыми шелковыми и золотными материями, бархатами, аксамитами, золотными атласами и т. п., а полы – персидскими и индийскими коврами. Так, в Золотой палате при Лжедимитрии, когда он давал аудиенцию воеводе Сандомирскому, пол и лавки покрыты были персидскими коврами. Столовая Лжедимитрия была обита персидскою голубою тканью: занавесы у окон и дверей были парчовые. Его постельные комнаты были наряжены богато вышитою золотом материею и одна – парчою, а комната Марины, его супруги, – гладким красным бархатом.

Не менее великолепен этот наряд был и прежде, в XVI столетии, а равно и в последующее время, при царях Михаиле, Алексее, Федоре и в правление Софьи, у которой комната в 1684 г. была обита богатейшими коврами, «а над окны и над дверьми и около дверей персидскими волнистыми бархаты». В таких случаях вместо полавочников на лавки клали золотные подушки. В 1663 г. (октября 5-го) в Передней Теремной положены в наряд три пары подушек, и в том числе две подушки бархатных золотных турских по червчатой земле, две таких же – по червчатой земле с зеленым шелком и две бархатных турских золотных с серебром по червчатой земле, мерою около 3 арш. и аршин каждая. В 1664 г. (мая 6-го) внесено в Теремные покои в Комнату, в Переднюю и в Передние сени, в наряд, кроме 8 половинок красного сукна, 8 пар подушек бархатных, золотных, «кругом их кайма с метками». О посольских нарядах тех же Теремных покоев мы приводим свидетельства ниже, говоря о дворцовом значении Передней.

Кроме торжественных приемов и праздничных дней, богатый хоромный наряд употреблялся и при других случаях, особенно важных в семейной жизни государя. Так, во время родов царицы с большим великолепием убиралась ее Крестовая комната, в которой обыкновенно происходили роды. Великолепно убирались комнаты даже в то время, когда «великий государь легчился, бил у руки жилу сокол», что происходило обыкновенно в Золотой или собственно Комнате Каменного Терема (ныне престольной). Выходные царские книги 1662 г. описывают этот наряд следующим образом: «Сидел государь в больших креслах, а в Золотой был наряд с Казенного двора: на столе ковер серебрен по червчетой земле; полавошники золотные, что с разводами; на кониках ковры золотные; на дву окнах ковры шитые золотные, по белому, да по червчетому отласу; на третьем окне ковер кизылбаской золотной»[102].

Но, несмотря на все великолепие и азиатский блеск такой уборки комнат, гораздо замечательнее другой род древних хоромных украшений – именно комнатная живопись, стенное и подволочное письмо, служившее самым великолепнейшим и с половины XVII столетия довольно обыкновенным украшением царских приемных палат и постельных хором. В XVI в. оно известно было под именем бытейского письма. Это название уже достаточно объясняет, какие именно предметы изображались на стенах и плафонах царских палат.

Характер или, лучше сказать, содержание подобных комнатных украшений большею частью определяется господствующим характером народного образования. Так, например, любимым и почти исключительным предметом комнатной живописи XVIII столетия, принесенной к нам вместе с западным образованием и принадлежавшей к самым насущным потребностям тогдашнего образованного русского общества, была эмблема, аллегория, для выражения которой служили большею частью готовые образы и формы древней классической мифологии. Это, разумеется, вполне условливалось общим характером образованности XVIII столетия, воспитанной по преимуществу на классиках древнего греческого и римского мира. Плафоны и стены во дворцах и палатах вельмож покрывались в это время мифологическими изображениями, где языческие божества, полуобнаженные, представленные со всею свободою древнего искусства, должны были олицетворять заветные мысли и думы современников. Не было памятника, не было даже торжества, триумфального въезда, иллюминации или фейерверка, которые не облекались бы в аллегорические образы, столь любимые тогдашним обществом. Таков был вкус, характеризовавший эпоху.

Совершенно иное встречаем мы в жизни наших допетровских предков. По характеру своего образования – религиозного, богословского – древний русский человек любил олицетворенные притчи и церковные бытия, изображениями которых и украшал свои хоромы. При отсутствии эстетического элемента в своем образовании он не знал и искусства в том значении, какое придает ему современность; поэтому в притчах и бытиях, которые изображались на стенах его палат, он желал видеть прежде всего назидание, поучение, душевную пользу в религиозном смысле, а не услаждение взора прекрасными образами, которые относились к соблазну и всегда заботливо устранялись. Таким образом, древняя комнатная живопись (т. е. иконопись) носила в себе тот же характер, имела ту же цель, как и церковная стенопись, от которой она почти ничем и не отличалась. Мы не знаем, с какого времени такая стенопись появилась в хоромах и палатах великих князей: сведения об этом не восходят раньше XVI века; но это, однако ж, не дает повода заключать, чтоб украшения этого рода принесены были к нам византийскими греками, выехавшими в Москву в конце XV столетия с Софьею Фоминичною Палеолог. Без сомнения, и в древнейшее время великокняжеские хоромы украшались священными изображениями, может быть, по примеру духовных иерархов, которые, по всему вероятию, первые внесли священную стенопись в свои палаты. Владычные сени (в смысле дворца) и большие палаты новгородских святителей были подписаны, т. е. украшены стенописью, еще в первой половине XV столетия, при возобновлении их после пожара, истребившего владычний двор. В 1432 г. Летописец упоминает об этом событии в ряду многих других возобновлений и построек и нисколько не придает ему значения новости, дотоле невиданной, так что из его слов можно заключить, что такие же украшения существовали и до пожара и составляли, вероятно, одно из обыкновенных условий благолепия, которым отличался двор новгородского владыки. Выше, на с. 36, мы приводили известие XII в., что у частных лиц бывали расписываемы повалуши. В сенях Киево-Софийского собора открыты также изображения даже светского содержания, которые могли принадлежать еще