Небо красно поутру - Пол Линч

Макен обмяк в седле безмолвно, щупальца шейной мякоти лентами поползли ему по рубашке, а звук выстрела хлестнул по воздуху, и лошадь Фоллера рухнула под своей тяжестью, скинув седока наземь. Резкость внезапной боли в лодыжке, когда Фоллер услышал второй выстрел и пал ниц, прополз вперед за теплый редут лошади. Рассматривал склон распадка, пока не увидел неотчетливый очерк стрелка на холме. Черный мерин Макена не упал, но ударился в панику и таскал туда и сюда своего мертвого седока, тот свисал с седла, и Фоллер увидел лицо его, которое пусто взирало вверх тормашками в небо, и повернулся он, и схватился за камень и метнул его в падшую лошадь. Две пули взбили в воздух пенку пыли, и он вытащил пистолет и вернул два выстрела прикрытия ради. Вскочил потом на ноги и подбежал к лошади Макена, расседлал тело, тупо бухнувшееся наземь, и вскочил на животину, и пришпорил ее до галопа, и сбежал.

* * *

Фоллер стал с животиной един. Скакал он, стиснув зубы, шею пригнув пониже, а колени подобрав так туго, покуда уже не мог скакать на лошади быстрее. Вихрившиеся бесенята пыли взбивались копытами мерина, который чертил по местности траекторию своего исхода, и спасался он в ту сторону, куда и ехал, слева от него совокупная сень крупнозубчатого тополя, и Фоллер круто отворачивал в горсть к нему. Лошадь под ним текуча и могуча, а земля узловата и суха. Добела раскаленные токи боли при каждом громовом сотрясении мерина, и чувствовал он, как рана влажнеет против сапога его, и он подгонял животину другой ногой.

Леса расчистились, и под собою увидел он дол, и съехал в это углубленье. Сквозь деревья планки света, а он его пересек дотуда, где земля начала подниматься. Продолжал ехать он наверх через спутанный кустарник, мерин отдувался, когда пускал он его легким галопом, а почти выехав на вершинку, он сдержал животину и остановился. Спешился, и привязал коня к ветке, и наклонился рассмотреть рану получше. К ноге его влажно лип сапог, а ткань над ним вся истомилась кровью. С пояса он снял охотничий нож, и сел на камень, и стащил сапог, и разрезал штанину. Вынул из кармана носовой платок и промокнул кровь, а потом осмотрел ранение. Тыл его икры щеголял теперь слезившейся темной дыркой, пуля пробуровила ее вровень с костью, чтобы выйти с другой стороны, где мякоть висела кудряво, словно лепестки диковинного цветка.

Он встал, и подошел к лошади, и взял из седельной сумки Макена водяную бутыль, и открутил крышечку, хорошенько хлебнул. Виски. Он стиснул зубы и полил спиртным обе стороны раненой ноги, приглядывая между тем за распадком внизу. Выпростался из куртки и снял жилет и рубашку, пока не остался стоять в одной нижней сорочке, и с рубашки ножом обрезал рукав. Сложил его, и свернул, и туго перевязал рану, и встал. В деревьях беседовали птицы, а отдувающиеся легкие мерина дышали ритмично, и принюхивался к воздуху он глубоко. Фоллер обозрел распадок. Поперек нижней его части сляб тени, а за ним золотой свет там, где солнце согревало деревья. Он засек движение, и сощурился, и увидел мазок трех человек, пробиравшихся сквозь листву за ним следом.

Сунул руку в оставшийся рукав рубашки, и надел жилет и куртку, и подошел к мерину Макена, и вынул из кобуры его казнозарядное ружье. Проверил его и увидел, что не заряжено, и снова вложил его в кобуру. Отвязал коня от дерева и направил его дальше в горку на место в двадцати ярдах восточнее, где скала выполаживалась, словно младенец, родившийся от какого-то древнего останца, и привязал там мерина, и взял казнозарядное ружье, и сел на край скалы. Взял дужку спусковой скобы и отвернул ее от себя, и в руке у него была пуля, которую вложил он в дуло. Насыпал за нею следом пороху, и закрыл казенник, а оставшийся порох сгреб на полку. Отметил ветер, и лег на скалу, и тело свое разместил на локте. Облизнул палец, и выставил его в воздух, и медленно прикрыл один глаз. Люди перемещались внизу быстро, и он вел ружьем, соразмеряя траекторию первого всадника сквозь деревья, и подождал, пока дыханье его не осядет, и дождался он прогала, и выстрелил. Под ним испуганно вспорхнула птица и засуетилась в воздухе, а внизу люди расслоились на три стороны, но передний, которого видел он, все еще ехал вперед. В ноге Фоллера забилась боль, и он стиснул зубы покрепче.

* * *

Скакал он быстро весь день насквозь, презревши голод, и хода не сбавлял, невзирая на нужды мерина, который, чувствовал он, под ним устает. Животину он гнал очертя голову сквозь поля, через треск ломавшейся кукурузы, поперек подпираемых столбиками волн табака, что расступался морем, ярко-зеленым, и он тщательно старался оставлять за собой след, по которому потом мог бы вернуться и объехать иной дорогой. Держался как мог дальше от поселений, вся округа притихла, если не считать витья ветра да ровного грома конских копыт. Ехал он под сенью высившегося красного кедра, что стоял безразличный к предприятью его, и остановился на скальном утесе, и оглядывал дозором местность вокруг, пока не миновало полчаса, а затем и час, и он не решил, что, должно быть, стряхнул их, и приготовился уезжать, когда увидел, что они по-прежнему едут за ним.

Вечер помешкал, затем окутал собою небо. Ему встретилась река, ревевшая вширь, и он дал мерину напиться. Вода взбаламученная и бурная, и знал он, что коварная, и проехал вверх по реке, пока не наткнулся на местечко не такое стремительное, где прикинул переправу свою. Шляпу он привязал себе к шее, а все остальное к мерину, и конь заупрямился, когда подпихнули его к реке. Берег нырнул, и конь, ринувшись, погрузился сразу по шею в блескучий натиск, зубы оскалены к небу, и он почувствовал, как вода навалилась всем скопом ему на ноги, медленно подталкивал коня к берегу. Тот манил их из-за каких-то тридцати шагов, и они перебрались почти через середину течения, когда конь оступился, затем упал в какой-то незримый овраг, и голову его засосало под воду. Фоллер разжал хватку и поскользнулся, взломал рыжеватую поверхность воды и притоп, и вновь вынырнул оттуда, а тут увидел, как мерин перекатывается боком, животина погружалась все глубже, и он выплюнул изо рта студеную воду, и набрал в грудь побольше воздуху, и нырнул в тусклую жидкость. Видеть невозможно, поэтому