Тень Бога. Султан Селим. Владыка османов и творец современности - Алан Михаил

Ознакомительный фрагментлишь накануне их интимной связи, и ее знаменитого кокетливого обаяния и манящей красоты было достаточно, чтобы возбудить его интерес. В плотском союзе господина и наложницы – грубом и служащем определенной цели – любовь редко играла хоть какую-то роль. Султаны и шехзаде стремились произвести на свет как можно больше наследников мужского пола, чтобы обеспечить продолжение династии и, следовательно, империи в мире, в котором смерть во время родов, в бою, от болезней была обычным явлением. Поскольку у Баязида уже было трое сыновей, Гюльбахар, должно быть, опасалась, что ее собственный сын, если она его вообще родит, может не получить расположение его отца. Такова была жизнь молодого османского принца: его чествовали при рождении, а затем, в лучшем случае, игнорировали, обеспечив роскошью и деньгами.

Для султана или будущего султана, такого как Баязид, большое число сыновей было палкой о двух концах. Оставить после себя сына было высшим долгом каждого султана, поскольку империя, конечно, падет, если род Османа прекратит свое существование. Однако каждый новый потомок Османа мужского пола, выражаясь дарвиновским языком, представлял собой экзистенциальную угрозу собственному отцу как потенциальный преемник, который мог претендовать на трон раньше времени. В большинстве случаев он представлял угрозу для своих сводных братьев. Пословица, известная по всей Османской империи, гласила: «Между шехзаде не бывает родственных связей»[14]. С самого рождения сводные братья были настроены друг против друга в борьбе за трон, а их матери выступали в качестве их самых сильных защитников. Отношения матери и сына в императорской семье оказались более важными как в личном, так и в политическом плане, чем любые другие. Отцы оставались в стороне, и система гарантировала, что сыновья считали своего отца и сводных братьев скорее врагами, чем родственниками. Будто все это было взято со страниц трагедий Софокла.

Престолонаследие в Османской империи всегда было делом запутанным. Хотя трон обычно наследовал старший сын, формально на него имел право любой потомок Османа мужского пола, поэтому большинство игрищ за султанский престол сопровождались кровопролитием. Султан мог отдать предпочтение одному конкретному сыну, но это ничего не гарантировало. Это относилось как к Баязиду и его сводным братьям, так и к сыновьям самого Баязида. Таким образом, он передал своим десяти сыновьям не только красивые миндалевидные глаза, но и кровожадное братское соперничество, которое их матери лишь поощряли. Победившие в этой борьбе сын и мать занимали дворец; проигравшие сыновья принимали смерть. Их матери теряли не только своих детей, но также престиж и богатство, полученные от нахождения в статусе матери шехзаде – или, что еще лучше, матери султана. Лучшее, на что могли надеяться эти женщины, – это изгнание во дворец бывшей османской столицы Бурсы – своего рода императорский дом престарелых для забытых матерей убитых наследников престола. Очевидно, ни один сын и ни одна мать не желали бы такой участи.

Будучи «лабораторией» беспощадной политики той эпохи, гарем прекрасно подходил для «взращивания» будущих султанов. Лидер Османской империи должен был быть коварным и безжалостным, он должен был быть блестящим стратегом – и все это для того, чтобы перехитрить своих соперников, будь то венецианцы, Сефевиды, венгры или свои собственные братья и сыновья. Считалось, что принц, вышедший из гарема более сильным, чем его сводные братья, станет султаном, способным обеспечить османам статус сильнейшей державы в мире.

Как только наложница рожала сына, ее сексуальные отношения с султаном прекращались. Это было простое уравнение: одна женщина – один сын. В гареме Амасьи каждая мать и сын жили отдельно от остальных, но ежедневно встречались с другими обитателями дворца в коридорах и залах гарема. Такие женщины, как Гюльбахар, были матерями потенциальных султанов – этот статус приносил ответственность и преимущества, возможности и риски. Прежде всего матери должны были сохранить жизнь своим сыновьям; во вторую очередь – позаботиться, чтобы их сыновья получили подобающее высокому статусу образование. В те первые годы в Амасье не по годам развитый Селим выучил османский (язык имперского документооборота), арабский (язык Корана и ключ к религиозным наукам) и персидский (язык литературы и поэзии). Образование шехзаде также включало уроки стрельбы из лука, изучение медицины, написание султанских указов и занятия охотой. Тем временем Гюльбахар и ее слуги научили его молиться, одеваться и вести себя как будущий султан. Таким образом, гарем – типичный объект фантазий и мифов, более богатый и хорошо оборудованный, чем мог себе представить простолюдин, – на самом деле функционировал скорее как здание школы.

* * *

Когда Селим родился, Баязид был правителем Амасьи шестнадцатый год[15]. Каждого османского шехзаде в юности отправляли на должность бейлербея провинции, что играло ключевую роль в укреплении и проявлении характера. Поскольку Баязид был старшим сыном Мехмеда II, завоевателя Константинополя, перед ним была установлена устрашающе высокая планка. Через год после захвата византийской столицы Баязида отправили в Амасью вместе с матерью и – что неудивительно, учитывая, что ему было всего семь лет, – целым кругом советников и помощников. Он оставался там в течение следующих 27 лет, пока в 1481 году не стал султаном и не перевез свою обширную семью, в том числе одиннадцатилетнего Селима, в Стамбул.

Амасья была тихим аграрным городом на севере Анатолии с умеренным климатом. Она славилась своими яблоками, растущими в узкой долине реки Ешильырмак (тур. Yeşilırmak – «зеленая река»), и практически со всех сторон была окружена скалистыми горами. Отвесные скалы защищали город и обеспечили Амасье неизменный городской ландшафт на протяжении веков, поскольку здания можно было строить только вдоль узких берегов реки. Как и многие города Анатолии, к моменту прибытия туда Баязида Амасья функционировала как постоянное поселение уже на протяжении почти семи тысяч лет.

Не являясь ни центром торговли, ни местом, имеющим большое стратегическое значение, Амасья на протяжении веков считалась интеллектуальным центром (здесь родился Страбон, древнегреческий географ, философ и историк), а также домом, где росли и крепли поколения будущих султанов. Почти все шехзаде, а не только те, кого послали туда на должность бейлербея, отправлялись в Амасью, чтобы усвоить все, что нужно знать будущему султану. Можно сказать, она функционировала как своего рода османское «кадетское училище». Там будущие султаны изучали основы государственного управления, военное дело, верховую езду, ведение хозяйства, историю, а также учились находить баланс между интересами и увлечениями конкурирующих между собой бюрократов и членов их семей. Как и в других анатолийских городах, в Амасье сформировались общины армян, греков, боснийцев, евреев, тюрок. Таким образом, будучи «Османской империей в миниатюре», Амасья стала идеальным местом для подготовки потенциальных султанов к правлению.