Трефовый король - Василий Иванович Немирович-Данченко

работать, тратили много, короче — козырялись. Для того, чтобы жить, как им следовало, по-козырному, понадобились большие деньги. Одним грабежом да взаимной потасовкой много не добудешь. С двоек-то, да с троек все мы сняли — больше, окромя собственной шкуры, ничего не оставалось. Теперь-то они разговаривают, а тогда только глазами хлопали да в землю кланялись. Тут-то и вынырнули тузы. До тех пор они были самыми распоследними из последних. Вместо того чтобы работать, они только шлялись да поворовывали исподтишка, что плохо лежало. А потом, как козыри перепутали все наши отношения, тузы и поняли, что настает их время, что кругом все больше и больше мутной воды, и начали они, друг ты мой, в этой воде рыбку ловить. И как ловили-то! Четверки и пятерки работают, а тузы продают. Схватят товар, бегут к покупателю, а то за шиворот покупателя — и к товару. И за все про все свой процент берут, и с товара, и с покупателей. Плутовали они, плутовали явно, да что с ними сделаешь? Во-первых, у них на побегушках двойки да тройки. Бывало, только сцапаешь туза — ан он оказывается ни при чем, двойка виновата, двойку и рвут. Двойка-то ведь глупа, оправдаться ей где! Только, дура, глазами хлопает, плачет да в ноги кланяется. Не всегда, впрочем, и сначала-то туза сцапать можно было. Козырной масти деньги требуются, козырная масть сила, а туз, тут как тут, мешочком позвякивает, на роже-то у него «с моим удовольствием» написано «пожалуйте получить»… ну, и стали козыри запускать к ним в кошели лапу. Чем больше запускают козыри лапу в тузовые кошели, тем всей колоде хуже… А тут и короли тоже обмякли. Стало при новых порядках трудно справляться, дел мы не знали, как они шли по-новому, а по-старому-то нам, рыцарям, невозможно, только глаза на нас публика таращить — ну, тузы, сейчас как лист перед травой. «О чем, — говорят, — вашим благородиям заботиться? Сидите в своих замках да пируйте, а мы все управим. И с чернеди соберем, к вам принесем, и шестеркам да семеркам жалованье отдадим, и валетов разбойных накормим, и всеми вашими имениями так распорядимся, как вам и во снах не снилось». Ну, известно, мы, рыцари, только драться умели. Лбы-то у нас от шишаков, сам, поди, слышал, железными поделались. Обрадовались мы тузовой охотке и сдали им с рук на руки все, и действительно, нужно чести приписать, на первых порах-то, брат Петя, отдохнули мы. Все у нас пошло как по маслу. Никакой у нас заботы — одни радости да partie de plaisir'ы[1]… Дамы наши защеголяли, мы сами свет увидели. И воевать даже бросили — все «зрелищами да увеселениями» развлекались… Чудесно было… А туз-то все знай бегает, и жалованье платит, и валетов кормит, и войско содержит; к нам только впопыхах забежит с бумагой какой-то. «Подпишите-де, ваше благородие». Мы писать не умели. «Приложите пятерню». Ну, приложим… И все мы это прикладывали да прикладывали пятерни — и казалось, всю жизнь так будет: с одной стороны «пятерни», с другой — «зрелища и увеселения» — ан вышло совсем неожиданное. Слышим мы в народе ропот какой-то. Двойки с голоду дохнут; шестерки и семерки по нескольку лет, как у турецкого султана, без штанов сидят… Мы тузов на цугундер — а те нам наши же пятерни показывают… Нако-де — выкуси. Сначала вы по этим-то пятерням заплатите. Как платить? До тех пор мы и слова такого не слышали!.. Откуда, спрашиваем, такие глаголы в нашей грамматике появились? В академию наук! Академия справилась: действительно, говорит, глагол такой есть, но к вашим благородиям применить его нельзя. Сейчас мы шестерок и семерок — «воюйте», говорим. С кем это? С тузами — а тузы, не будь дураки, сейчас их новыми штанами поманули. Те к ним… Мы девяток и десяток — ан и те, кто чиновник — только тузом и держится, даже купец по шею у туза в долгу сидит… О двойках толковать не было возможности. Их разоряли-то ведь от нашего имени — они за тузов горой… И пошла тут, брат Петя, такая усобица — упаси Господи. Никак нам с тузами столковаться нельзя было. Мы и языка их не понимали. Завели они какие-то слова: «плата, экономия, конкурс, тузовое управление, тузовая администрация»… Пошли это «судебные пристава». Смерть наша приходит, а взяться нам не с чего — силы той нет… Ну, тут и ограничили нас тузы… Помиловали они нас, правда: живите, говорят, старики, в своих замках, пока Бог грехам терпит, а только угощения вам больше никогда не будет! Живите, говорят, и когда нам понадобится, действуйте! Потому мы все-таки к вам с полным уважением; сказано ведь: «Несть власти, аще не от Бога!..»

Тут трефовый король заплакал — и зарыдали все валеты по углам…

«Вот только их тузы нам и оставили, потому, видишь ли, — шепотом заговорил король, наклоняясь к Пете, — валетов-то содержать тузам накладно, на одни ливреи им сколько денег понадобится — сочти!.. Потом же по их лакейскому званию и аппетиты у них — семь толстых коров фараоновых им на один обед только и хватит, они их и не тронули… валетов-то… «Живите по-прежнему, и пущай вам валеты повинуются, но ежели что — смотрите!..» Дамы при нас были недолго… Известная вещь, даму холить надо. Она спокою требует. Ей и турнюрчик, и эгретку там всякую, и сережки предоставь — и кушанья она грубого есть не может, сластены тоже! Ну, вот, глядь-поглядь, дамы-то наши одна за одною все к тузам сбежали… И пошло с тех пор, брат Петя, у нас безобразие неописанное. Спервоначалу тузы-то всех слопали, а потом один — пройда естественная, бубновый-от туз, то есть такая шельма распроединственная, что ни в сказках сказать, ни пером описать, — давай, — говорит другим тузам, — заведем и у нас по козырному… И стал он один козырем и козырным тузом, и увидишь, что невдолге он всех остальных тузов проглотит и не подавится.

— Что же, двойкам-то лучше стало? — спросил Петя.

— Бог их знает! Пропились двойки совсем. При нас-то им не на что пить было! А теперь — вот они как у него, у бубнового-то пузыря, в кулак зажаты. Мы их, правда, вразнос разносили, но куда. До душ-то ихних мы докопаться не могли и не хотели, потому души-то в двойке, думали, нет, ну, а чего нет, за то не ухватишься. Ан теперь-то душа у двойки нашлась. Бубновый туз-то отыскал ее пропащую