Холодные чары. Лед в истории человечества - Макс Леонард

неполными. Исполненные собственной правды, они обладают некой яркой целостностью. Возможно, я ожидал, что секционирование сохранит травму, полученную в ходе подготовки объектов? Если так, то ее не видно под спокойной и безмятежной поверхностью литографий. Но если задуматься слишком сильно о происхождении этих изображений, о людях под иллюстрациями, то они становятся глубоко тревожными.

Самые поразительные разделы – это те, что Брауне опубликовал в приложении к «Атласу»: изображения двух женщин, покончивших с собой. Одна – на последнем месяце беременности, другая – 35-летняя работница, которая утопилась, когда начались роды. В каждом случае Брауне сделал полный срединный разрез – строго по линии, проходящей между глаз и вниз, – и в каждой литографии обнажен ребенок в утробе: мальчик в одном случае, девочка – в другом. Девочка обхватывает пуповину, лежащую рядом, как скрученный канат. Оба ребенка кажутся умиротворенными, спящими. Эти изображения тревожат, завораживают, проникают в самое сокровенное. Они одновременно прекрасны и ужасны. Я представляю, насколько ошеломляющим было бы увидеть их в натуральную величину и в цвете. В каждом – человек, даже двое, перенесенные на бумагу с пугающей точностью, выставленные напоказ так, как прежде никто не был.

Как же Брауне это сделал? Он не объясняет полностью, лишь намекает в самом «Атласе». Он часто упоминает, что тело «подготавливается обычным способом» – как будто вообще можно говорить о чем-то «обычном» в таком процессе, что заставляет меня думать, что это, возможно, был своего рода «секрет фирмы». Но общие моменты можно реконструировать. После того как Брауне доставал свежее тело – в основном тех, кто покончил с собой, – он сначала располагал его в зависимости от того, в какой плоскости он хотел сделать разрез: для симметрии или удобства доступа. Одно тело он оставил на 14 дней на открытом прохладном воздухе Лейпцига, прежде чем заморозить[195]; в других случаях он отмечает, что вводил в артерии краску. Когда подготовка была завершена, труп помещался в герметичный металлический ящик, который затем погружался в лед с особой соленой смесью, созданной Брауне.

В приложении к двум беременным женщинами он дает более подробное описание:

«Хотя тело было принесено в анатомический кабинет в марте, погода была теплее, чем обычно для этого времени года, и было решено использовать искусственную смесь для замораживания, состоящую из соли и льда. В этой смеси тело хранилось шесть дней, при этом лед и соль неоднократно обновлялись, а температура поддерживалась на уровне –10 °R[196]. Такое длительное время хранения было сочтено необходимым, чтобы гарантировать полное замерзание всех частей внутри брюшной и тазовой полостей. И, когда тело распилили, оказалось, что замораживание прошло настолько успешно, насколько только можно было надеяться[197]» [17].

Чтобы точно перенести обе половины тела и верно воспроизвести то, что было показано на препарированном экземпляре, работа велась в прохладном подвале. Каждый день, прежде чем тело начинало оттаивать, рисование прекращалось и части тела снова помещались в замораживающую смесь, в которой они оставались на ночь. В это время части тела оставались в неизмененном положении, и рисунки выполнялись с точностью.

Разрезы выполнялись в холодной комнате и охлажденной пилой: сагиттально (вдоль по линии симметрии), коронально (продольно между грудной и спинной сторонами, спереди назад), поперечно или иногда под углом через часть тела – например, через голову на уровне глаз, чтобы показать их связи с мозгом. Иногда разрез не попадал точно по линии определенной части тела, например, мозга или уретры, и тогда немного подправляли его бритвой, чтобы точно воспроизвести все детали. Даже самая тонкая пила и самые опытные сотрудники могли повредить замороженную плоть, поэтому срезы затем тщательно очищались и промывались. Позже анатомы стали полировать их с помощью быстро вращающегося деревянного круга, смоченного водой и покрытого мелко измельченным пемзовым камнем. Затем части тела погружались в спирт, что делало их твердыми. Аккуратные срезы можно было делать толщиной около трех сантиметров, если они были периферийными или поперечными; если же сагиттальными или корональными, они должны были быть значительно толще.

В случае с двумя беременными женщинами произошел еще один неожиданный поворот. Снова Брауне: «Части, на которые плод был разделен при распиливании материнского тела, в конце были вновь соединены, чтобы можно было получить изображение исходного положения ребенка в теле матери» [18].

Посмотрите на иллюстрацию снова (она в разделе со срезами), и теперь вы увидите это: совершенно правдоподобный, трехмерный ребенок, нарушающий двухмерное пространство среза.

Позднее многие анатомы специализировались на особенно тонких срезах, представляя множественные, развивающиеся виды внутренних органов от среза к срезу. Метод Брауне, заключающийся в представлении только ключевых срезов, был, напротив, удивительно ортодоксальным; его важнейшее новшество заключалось в разработке способа создания невероятно точных рисунков: он брал затвердевший срез и замораживал тонкий слой воды поверх него, затем укладывал прозрачный лист бумаги на лед и точно копировал детали «с натуры», прежде чем передать рисунки литографу. «Я придаю особое значение тщательности деталей анатомических рисунков… Когда рисунки касаются такого сложного механизма, как человеческое тело, каждая линия должна быть верна природе и скопирована с величайшей тщательностью», – писал он [19].

Некоторые анатомы фотографировали свою работу для презентации, но фотография того времени не могла запечатлеть детали или нюансы так, как это мог бы сделать художник. Это иронично, что для самых точных и объективных изображений требовалась высокая степень искусности. В Брауне, по моему мнению, было что-то от шоумена – достаточно вспомнить ребенка в утробе, – но атласы были предназначены как учебное пособие, чтобы помочь студентам ознакомиться с контурами этого странного потустороннего мира и научиться ориентироваться в нем. В этом его методы были скрупулезными – например, он даже вводил воду в коленный сустав, чтобы она замерзла, предотвращая сжатие внутрисуставной полости, когда тело помещали в солевой раствор и охлаждали.

Лед был инструментом, замедляющим посмертное разложение. Он делал видимым то, что прежде было невидимо. Брауне, как мне кажется, одержим был стремлением видеть вещи ясно, и лед помогал ему в этом. Ясность его взгляда, прекрасное и ужасающее зрение, даруемое льдом, были поразительны. Больше не было неловкого нащупывания слепыми пальцами. То, что когда-то было невидимым – даже невообразимым, – теперь было раскрыто и могло быть облечено в слова и изучено[198]. Но какой ценой?

Анатомия – благородная наука. Ее истоки восходят к древнегреческому городу Александрии в III веке до нашей эры, а расцвет и модернизация пришлись на эпоху Возрождения. Леонардо да Винчи занялся анатомией, чтобы лучше понять строение мышц и костей, но вскоре его интерес углубился и он отпрепарировал не менее 30 тел. Рембрандт запечатлел