Бич Божий - Уильям Дитрих

— Но он может достаться римлянам! — воскликнул Онегез. — И они используют его против нас.

— Как они могут использовать то, что им непонятно? Это мой талисман, а не их.

Эдеко помрачнел.

— Лучше бы его у них не было.

— Пусть женщина скажет нам, куда уехал римлянин, — предложил Онегез.

Они посмотрели на неё. Илана ничего не ответила.

— Нет, — наконец произнёс Аттила. — Я не собираюсь обвинять эту женщину в сокрытии того, чего она, скорее всего, не знает. Её стоит использовать как наживку. Всем известно, как влюблён в неё римлянин, увёзший этот меч. Гуэрнна сказала, что он пробирался сквозь огонь, пытаясь её отыскать.

Король повернулся к Скилле и указал на него.

— Дай наш молодой сорвиголова тоже мечтает быть с нею рядом. Так что ничего не изменилось. Пожар во дворце означает, что гунны снова должны спать под открытым небом. Моё спасение — тоже знак свыше: Марс по-прежнему считает меня достойным победы. Любой меч, прошедший сквозь огонь, становится крепче. Нам нужен серьёзный план. Мы запрём девушку в клетку, а сорвиголова найдёт мой меч и возвратит его, или мы поймаем римлянина и обменяем женщину на меч.

Он пристально поглядел на Скиллу.

— Никакого обмена не будет, потому что я убью римлянина и привезу вам меч! — воскликнул Скилла.

Вдохновлённый сбывшимися предсказаниями Ансилы, он взял с собой тридцать воинов и помчался в погоню.

Скилла двинулся на юг по берегу Тисы, направившись в сторону Дуная, и добрался до него за два с половиной дня быстрой езды, но никаких следов Ионаса не обнаружил. Лодочники клялись, что не видели беглецов. Да и крестьяне не смогли сообщить им о каких-либо подозрительных странниках.

Скилла встревожился. Неужели его вновь решили оставить в дураках?

— Может быть, он едет медленно и мы успели его обогнать, — предположил близкий друг Скиллы, молодой воин, которого звали Татос.

— Не исключено, — сказал Скилла. — Кроме того, он мог переплыть реку, уцепившись за бревно, или на украденной лодке, или просто на своей лошадке. Вполне вероятно. И столь же вероятно, что он утонул.

«Тогда это будет просто идиотским поступком», — подумал он.

— Ладно, двое сейчас спустятся вниз по течению и тщательно обыщут берег. А пятеро, направившись к проходу Суцци, объедут равнину и расспросят всех встречных, предложив им за римлянина немалое вознаграждение. Однако он вряд ли выбрал этот путь. У него совсем другая цель.

— Какая же?

— Мне кажется, он двинулся в ином направлении.

— На восток? — спросил Татос.

— Нет, это увело бы слишком далеко от знакомых ему мест.

— Значит, на запад?

— Очевидно, да. Но не с самого начала, потому что тогда он столкнулся бы с нашими патрулями. По-моему, сперва он поехал на север, но рано или поздно свернёт или сделает крюк. Германцы ни за что не станут прятать его от нас, это всем известно. Да, я считаю, что его маршрут таков — на север, а затем на запад... на запад к Аэцию.

Скилла попытался вспомнить карту этих мест, которую когда-то видел. Гунны не умели составлять карты, но научились их читать. Как странно, что враги сообщают тебе путь в свои родные края!

— Если мы проследуем вдоль Дуная к старым римским провинциям Норик и Ретия^[49], находящимся в придунайской долине, то сможем его догнать. Татос, возвращайся к Аттиле и передай ему, что мы намерены сделать. А заодно узнай, нет ли в лагере каких-нибудь новостей. Остальные поскачут на северо-запад, к большому изгибу Дуная. Я уже ездил с римлянами и знаю, как они медленно тащатся. Пока у нас есть время.

Они разделились и отправились по намеченным маршрутам. Через пять дней Татос вновь присоединился к ним и сообщил любопытную подробность:

— Карлик и его жена тоже исчезли.

— Карлик?

— Шут Зерко. Он сбежал.

Ну конечно. Шут не просто помогал лечить римлянина в своей хижине. Эта семейная пара возглавляла заговор. Лишь попав к ним, Ионас осмелился поджечь дворец Аттилы. Интересно, многое ли в развернувшихся событиях придумал шут?

— И ещё одна, совсем странная новость, Скилла. Грек Евдоксий исчез вместе с ними.

— Евдоксий? Но ведь он вовсе не друг Зерко.

— И не друг римлянина. Если только он не вёл всё время двойную игру.

Скилла задумался.

— Или же они взяли его в плен.

— Да, в качестве заложника, — согласился Татос — И они отдадут его римлянам — для пыток и казни.

— Тогда многое ясно. Они едут к прежнему хозяину Зерко — римскому генералу Аэцию. А мы поскачем вслед за ними и узнаем по пути, где сейчас Аэций. Все, кто их видел, запомнят карлика, женщину, римлянина и грека-лекаря. Их могут принять за бродячих циркачей.

* * *

Наша четвёрка беглецов продвигалась вглубь мира варваров. Согласно плану Зерко, мы описали в Германии огромную дугу, направившись сперва на северо-запад, а затем на юго-запад, и вновь подъехали к Дунаю где-то между Виндобоной^[50] на востоке и Бойодурамом на западе. Он сказал, что мы пересечём реку в сравнительно безопасном Норике — римской провинции, расположенной к северу от Альп, всё ещё частично находящейся под римским контролем. Там мы сможем узнать, где нам найти Аэция, или же поедем в Италию.

Мы понимали, что нас способны обнаружить разъездные патрули гуннов или германцев, и старались держаться поодаль от проезжих дорог. Из-за этого двигаться приходилось довольно медленно. Когда мы останавливались передохнуть, то замечали, что дни сделались короче и осень уже вступила в свои права, но продолжали двигаться до поздней ночи и выезжали перед рассветом, крадучись, как олени во время охоты. К счастью, наш путь лежал вдалеке от больших рек или торговых маршрутов, а селений по дороге попадалось не много. На лесных просеках стояли низкие бревенчатые хижины — старые, как вечность. Дым от их очагов вился клубами и застилал небо густым туманом. Стволы деревьев были массивными, словно башни, а их ветви походили на распростёртые руки гигантов. Листья опадали, всё чаще шли дожди, и мы поёживались от холода. Мир становился темнее и темнее.

Эти края отличались от прочих, когда-либо виденных мною мест, они были не такими, как горы, по которым мы поднимались по пути в лагерь Аттилы. Среди густых лесов трудно было определить точное направление. Ночью мы замечали движущиеся тени, а однажды увидели сверкнувшие в лунном свете глаза животного, но я так и не понял, какого именно. Воздух был прохладным и влажным, а мы боялись зажигать костры — ведь нас могли выдать струйки дыма или запах гари — и оттого довольствовались холодной и безвкусной пищей. Меня утешало лишь одно: я не сомневался, что гуннам с их любовью к широким степям и шелестящим травам непроходимые леса понравятся ещё меньше, чем нам.