Будни революции. 1917 год - Андрей Светенко

Ознакомительный фрагментописывает в своих мемуарах вопиющие вещи: «Перед самой войной в Петербурге объявился известный хиромант и спирит Шарль Перрен. Протопопов, тогда зампред Государственной думы, немедленно отправился к нему на прием. Тот сообщил ему, что следует опасаться 14, 15 и 16-го числа каждого месяца, потом угадал имя его матери, чем окончательно пленил политика. Протопопов заплатил Перрену двести рублей, гонорар поистине сказочный. А контрразведка, заинтересовавшись хиромантом, выдававшим себя за американского подданного, тогда же установила, что он – австриец, и вовсе не Шарль, а Карл и по всем приметам – занимается шпионажем. В 16-м году, кроме подозрительной встречи Протопопова в Стокгольме с немецким банкиром Варбургом, Протопопов уже в качестве министра встретился с этим Шарлем, к тому времени из России уехавшим, а по возвращении стал требовать от подчиненного ему департамента полиции выдать разрешение на въезд хироманта в страну. Получив уведомление, что Перрен заподозрен в шпионаже, начал слать ему телеграммы, в которых с непонятной любезностью просил прощения за то, что не может решить вопрос с пребыванием Перрена в России. Контрразведке, – продолжает Бонч-Бруевич, – было известно, что Протопопов состоял в кружке Григория Распутина, который был сторонником сепаратного мира с немцами. Кроме того, Распутин был инициатором министерской чехарды, причем откровенно брал за назначения взятки. Так, упомянутый ранее Добровольский стал министром юстиции после того, как Распутин получил от привлеченного было за спекуляции банкира Рубинштейна 100 тысяч рублей. Получив должность министра, Добровольский, поклонник спиритизма, тут же закрыл дело».

Разложение власти достигло такого уровня, что гонениям подверглась такая, казалось бы, незыблемая структура, как военная контрразведка. Бонч-Бруевич пишет: «Командующий фронтом генерал Куропаткин, приехав во Псков, приказал мне построить всех офицеров первой линии – так тогда называлась органы фронтовой контрразведки, – а также прокуроров и следователей и устроил им разнос: “Вами недовольны. Вы зазнались, забыли субординацию, вас обуяла шпиономания, по существу, вы сами сеете смуту, это подрывает доверие к верным слугам государя и особам, приближенным ко двору”». Самое печальное, что разнос горе-полководца Куропаткина имел прямые последствия. Контрразведка Северного фронта в начале 17-го года была разогнана, и всякая борьба со шпионажем, ведущемся в пользу Германии, прекращена.

30.01

В этот день – 17 января 1917 года по старому стилю – в Петрограде началась международная конференция, весьма представительная по составу участников и важная по сути. Это была последняя при царском режиме многосторонняя встреча союзников по Антанте – России, Великобритании, Франции и Италии.

Странно, но в хронологии событий рокового 1917 года эта Петроградская конференция редко упоминается. Между тем это была весьма решительная попытка союзников повлиять на катастрофическое ухудшение ситуации в России. В повестке дня были проблемы совместного ведения войны, поставки вооружений. Западные союзники опасались, что Германия соблазнит Россию заключить сепаратный мир. Показаний к такому повороту было немало: действия прогерманской партии при дворе, усилия германского промышленного лобби в России, наконец, элементарный подкуп, коррумпированные чиновники, в первую очередь из окружения Григория Распутина. Все это, помноженное на тревожные данные о состоянии экономики России, иностранные дипломаты вслух озвучивали своим русским коллегам. Задним числом действительно сложится мнение, что войну Россия проигрывала, а военный потенциал ее был исчерпан. Статистические данные это не подтверждают. Прямые боевые потери русской армии в начале 17-го – около 900 тысяч человек, из них 20 тысяч офицеров. В то же время немецкие потери на Восточном фронте – 300 тысяч человек, Австро-Венгрии – 450 тысяч плюс 150 тысяч турок, убитых на Закавказском фронте, – вместе те же 900 тысяч. При этом удивительны показатели мобилизации. Если в Германии и Австрии в 17-м году уже 80 % мужчин трудоспособного возраста были призваны в армию – это четверо из пяти, – то в России этот показатель был всего 38 %, четверо из десяти, но даже в Англии он был выше – 50 %, а во Франции – 74 %. Особая статья – вооружение, боеприпасы. Здесь дела обстояли хуже. Но союзники были готовы увеличить поставки. И тут обнаружилась вопиющая некомпетентность царских министров. «Сколько нужно транспортов для доставки заказанных вами военных грузов?» – спросил на переговорах лорд Мильнер военного министра России. Тот в замешательстве, после паузы, назвал цифру. Англичанин быстро посчитал на бумаге и укоризненным тоном сказал: «Вы понимаете, что вы просите тоннаж водоизмещением в пять раз меньше, чем объем доставляемых вам грузов? О чем говорить дальше?»

Между тем разговоры продолжались не один день, и не только на закрытых совещаниях. Конференцию сопровождала пиар-кампания. Часть делегатов в тот день переехала из Петрограда в Москву. В знаменитом ресторане «Прага» был дан званый обед. Руководитель французской делегации, будущий президент Франции Гастон Думерг произнес тост, в котором сказал: «Каждый час, каждый день после приезда в Россию в нас все более укрепляется вера в то, что воля русского народа довести войну до победного конца останется непоколебимой. Здесь, в Москве, эта вера чувствуется еще крепче. Россия, которая, казалось уже, забыла о своей великой мечте – о свободном выходе к морю через Константинополь, должна осуществить ее. Необходимо, чтобы турки были изгнаны из Европы, а Константинополь стал бы русским Царьградом…» Да, в желании поддержать слабеющего на глазах союзника на третий год войны Антанта устами полномочных лиц заявила, наконец, о готовности признать право Российской империи на обладание Черноморскими проливами и Константинополем.

31.01

В этот день – 18 января 1917 года по старому стилю – император Николай II в Александровском дворце Царского Села принял делегации союзников – англичан, французов, итальянцев, прибывшие в Петроград для участия в конференции стран Антанты. Особый характер этого мероприятия, проводимого в условиях войны, подчеркивала трагическая гибель английского политика – лорда Китченера. Корабль, на котором он плыл в Россию, был потоплен немецкой подводной лодкой. Главный вопрос, который обсуждался, – состояние боеготовности русской армии, русской экономики – как долго выдержат страна и общество испытания войной и растущую политическую смуту. Сразу же по прибытии в порт Романов (так тогда назывался Мурманск) союзники были ошарашены. Присланное из Англии вооружение, доставленное с большим риском и потерями, по словам очевидцев, мокло под дождем и снегом. Тысячи тонн снаряжения были свалены в доках и на набережной, и не чувствовалось никакой надежды, что их вскоре отправят по месту назначения. Не лучше обстояли дела и в столице России. Знаток ситуации, французский посол в Петрограде Морис Палеолог писал в тот день: «Здесь перестают интересоваться войной. Все правительственные пружины, все колеса административной машины портятся одно за другим. Лучшие умы убеждены, что Россия идет к пропасти. Нам надо спешить». Лидеры оппозиционных партий Госдумы, а в оппозиции царю тогда уже были