Теория Забвений - Владислав Владимирович Беляков

– Всё готово?

Они открыли лица. Советники во главе с Закрином в белом, спокойно стояли образуя полукруг. Подул слабый ветер, а в самом центре закружил фиолетовый туман. Буквально несколько секунд и на том месте образовалось некое строение, небольшое слегка вогнутое пространство, обрамлённое с четырех сторон малыми колоннами похожее на алтарь. Старейшина медленно показал на него, слегка опустив вниз голову и закрыв глаза. Альберт тоже протянул руку вперёд, указывая путь: «Ступай, Виктор, встань на пьедестал лицом к старейшине». И тот сделал в точности как ему велели.

– Положи руки на пьедестал, дитя, – сказал Закрин, и две передние колонны опустились до уровня рук мальчика. Он не колеблясь возложил на них свои ладони.

Старейшина вышел вперёд и встал перед ним: – Для каких целей, ты стремишься нести мир на плечах своих?

Паренёк, разумеется, задумался над таким резким вопросом. А с какой стати он собрался это делать? Он ведь просто хочет помогать, но никак не отвечать за целый мир: – Я хочу помогать людям… – Сказал он то, что и пришло ему в голову.

Но колонны слегка завибрировали, и Закрин пояснил: – Многие хотят. Похвально. Но это не ответ на заданный мною вопрос. «Для каких целей ты стремишься нести мир на плечах своих?»

Виктор вновь задумался: «Разве должно быть что-то ещё благороднее, нежели желание помогать?»

– Мы наслышаны о твоём стремлении, но в данный момент нам важно не то, что у тебя на уме, а то, что у тебя в душе. – Старейшина дотронулся до головы мальчика, и тот моментально оказался уже далеко не на заднем дворе.

Странное пустое место без какой-либо огранки красовалось вокруг, а в центре лишь только тот самый фиолетовый еле заметный туман. Из дымки начали проясняться какие-то образы, будто смотришь через окно. Звонарь увидел самого себя сидящего за партой. Учитель тогда рассказывал что-то, но ему это было не так уж и интересно, он скучал, глядя в окно и размышлял о чем-то своём. Вот он уже видит себя в столовой. Обеденный стол, рядом какие-то ребята, все довольны и о чём-то разговаривают. Все, кроме него. Виктор же, как обычно, задумался и его лишь изредка вытягивают из воображения. Не понимая зачем, он смотрит на самого себя, а вглядевшись вдаль позади этого полупрозрачного зеркала, увидел Закрина, стоящего по ту сторону.

– Что же ты ищешь в мире фантазий, чего не можешь найти здесь? – Спрашивал у него старейшина.

– Даже не знаю, – ответил он, – да, ничего…

– Подумай, не торопись, здесь у нас есть время.

Увидев следующий образ своей памяти, где он читает книгу, которую ему дал дед Абрахам, Виктор начал размышлять в слух: – Я всегда знал, что есть вещи за гранью нашего понимания, поэтому мне и незачем особо об этом думать. Всегда делаю все, как всегда, но постоянно возникает какое-то странное ощущение. Ни о чем я не мечтаю, просто погружаюсь куда-то, а затем и не помню для чего. Думал, что в ордене мне всё объяснят. Ну или найдут таких же как я.

– Таких же пустых? – Задал ему Закрин неожиданный и резкий вопрос.

– В каком смысле?

– Как и ты я вглядываюсь в твою память и не вижу ничего. Кроме очевидной мечты вступить в наши ряды у тебя нету никаких целей, помыслов или желаний. Твой дух, внутренний мир огромен, – показывал он руками на окружение, – но внутри него пустота. И это именно она затягивает тебя снова и снова.

– По-видимому, это уже плохо…

– Нет, это лишь заставляет меня взять с тебя обещание.

– Какое?

Старейшина обошёл образы и подошёл к нему: – Пообещай заполнить свой мир. Найти то, что ты ищешь.

Виктор моргнул и следом увидел, как Закрин отрывает пальцы от его лба.

– Что? … Что это было?

– Я увидел, ответ. Алтарь показал мне всё, что я хотел узнать. – Он развернулся и начал отходить назад. – Я предлагаю тебе войти в мир невозможного, где реальность – всего лишь желание, погрузиться в мир фантазий и грёз, что тебе уже не в новинку, только здесь иллюзии твои обретут своё отражение. Я предлагаю ответственность за весь мир и возможность изменить его и себя самого, ведь, как всегда говорю: «настоящий мезмеро, рождается, умирая лишь дважды». Первая заповедь нашего дома гласит, что из начала времён «любое создание ищет смысл своего существования. Но порой он приходит к нам сам. Вопреки всем ожиданиям …

–… и даже полностью меняя представление о сущем» – закончил за него Виктор.

– Истинно так! И хоть «Судьба мира сего направлена рукой создателя, и идёт он по прямому пути как по столбу вечного дуба, но ветвь свою волен выбрать каждый сам.» Так выбирай же дитя.

– Я уже выбрал. – Вновь моргнул Виктор.

Тогда Закрин, стоя напротив алтаря, начал задавать вопросы:

– Клянёшься ли ты вечно идти по этому пути и чтить законы ордена нашего?

– Клянусь.

– Клянешься ли ты чтить память и учение наше, во избежание прошлых ошибок?

– Клянусь.

– Клянёшься ли ты сражаться и, возможно, погибнуть за исполнение воли основателя?

– Клянусь.

– Тогда да будет так! – Закрин сложил ладони, что сделали и все старейшины. В свете уже почти зашедшего солнца образовалось свечение, и оно окружило алтарь, превратившись в стекло, покрывшее пьедестал, как аквариум.

– Как только сойдёшь с этого места, прежним ты уже не станешь! Клятвы эти ты будишь чтить до последнего своего вздоха. Сегодня мы принимаем тебя, Виктора Звонаря, в ряды ордена, и даруем тебе частицу духа и воли нашего основателя.

Стекло обратилось в зеркала и казалось, что те пели, издавая звонкие переливчатые звуки, похожие на сотни инструментов, а густой фиолетовый туман медленно проникал внутрь, до тех пор, пока полностью не исчез. Солнце зашло и наступила тишина. Зеркала издали ещё один колокольный звон, треснули и рассыпались в пыль, которая бесследно развеялась, над землей.

– Открой глаза, дитя. – Сказал Закрин, всё также стоящему на алтаре Виктору. И лишь веки его поднялись, глаза блеснули темно синим светом и через несколько секунд погасли. – Добро пожаловать.

Вдруг, Закрин зевнул и, почесав затылок, медленно потянулся и добавил, скинув весь серьёзный настрой: – Ну вот и всё. Теперь ты – мезмеро! Хоть и придётся ещё освоить огромное количество всего невозможного, но ты уже один из нас. – Старейшина медленно направился к Виктору, всё ещё стоящему на пьедестале алтаря, когда члены совета уже покидали внутренний двор. Альберт тоже начал подходить, как все