Тайна Каоса - Анне-Катарина Вестли

сразу направился к столу. Разложенные там булочки и крендель были ему знакомы, да и хрустящие хлебцы тоже – он же сам помогал накрывать на стол. Наконец гости набрали себе полные тарелки и разбрелись по дому – одни расположились в гостиной, другие на кухне, а дети – в комнате Бьёрнара. Он прихватил с собой туда булочки и крендель. Все принялись за еду, и никто не разговаривал. Вдруг к ним в комнату прибежала девочка, огляделась и спросила:

– Эта толстая энциклопедия что – твоя? Она ведь для взрослых. У моего одноклассника есть небольшой справочник, он его каждый вечер читает. Ты тоже?

– Нет, только когда надо что-нибудь проверить, – ответил Бьёрнар.

– Мой папа доктор, – сообщила девочка. – В прошлом году он был в Африке, там его чуть лев не съел. А ещё он там слышал прекрасные мелодии, которые исполняют на барабанах. Он мне привёз такой барабан. Если приедете в Тириллтопен, я вам его покажу. Моя мама тоже хотела поехать вместе с нами, но она ждёт ребёнка, так что мы только вдвоём с папой сегодня.

– Ну что, Эллен-Андреа, – окликнул мужчина, который похвалил Бьёрнара, – опять трясёшь мизинцем?

– Пока я рассказывала о ребёнке и барабане, он вёл себя спокойно, – отвечала Эллен-Андреа, – но, когда настал черёд истории про льва, он стал немножко шевелиться.

– Пожалуй, надо объяснить всем, что мы имеем в виду, – улыбнулся гость. – Эллен-Андреа, когда вырастет, станет поэтом, так мне кажется. Стоит ей начать рассказывать, у неё разыгрывается фантазия, вот мы и договорились: если она что-нибудь присочинит, пусть пошевелит мизинцем.

Пончик покосился на палец девочки, и Каос тоже, а Бьёрнар спросил:

– А на каком инструменте ты играешь?

– На пианино. Поэтому я не сижу в оркестре. Но я всё равно выступаю вместе с ними – переворачиваю ноты, а когда вырасту, может, стану дирижёром. Или поэтом. Я ещё пока не решила.

Все снова посмотрели на её мизинец, но тот не шевелился – выходит, она говорила правду.

Наконец все наелись, и тогда Бьярне объявил:

– Я готов доставить первую партию музыкантов туда, где будет концерт. Мне придётся съездить дважды, так что приготовьтесь.

– Тогда сначала поедут Гюро, Аллан и я, – сказала Эллен-Андреа, – потому что Гюро надо ещё разогреться.

– Разогреться? – удивился Бьёрнар.

– Да, это так говорится, когда играешь где-то в другом месте. Перед выступлением надо поупражняться, чтобы пальцы привыкли и всё такое. Гюро играет с Алланом, и Сократ тоже, но на этот раз он поедет со всеми.

– Вы можете репетировать и здесь в гостиной, если хотите, – предложила Эва Гюро и тому, кого звали Аллан. А сама отправилась вместе с дядей на кухню убирать еду, остальные ушли в комнату Бьёрнара. До них доносились звуки скрипки. Сначала это были гаммы, а потом они узнали старинную народную песню. Все подошли к двери гостиной и прислушались. Девочка по имени Гюро с очень серьёзным видом играла на скрипке, когда попадался быстрый фрагмент, она порой путалась, но всё равно продолжала играть дальше. Вот она закончила, и все ей зааплодировали, потому что играла она здорово. Гюро перестала быть серьёзной и улыбнулась:

– А теперь пусть другие что-нибудь исполнят.

– Хотите послушать наш оркестр колокольчиков? – крикнула Эва из кухни. – Пусть тогда дядя нам поможет.

И они сыграли ту самую странствующую мелодию: так она перешла к Гюро, Аллану и Эллен-Андреа.

Крутые

Послушать выступление оркестра «Отрада» из Тириллтопена в городском зале Ветлебю пришло много народу.

Слушатели рассаживались не рядами, как обычно, а вокруг небольших столиков. Это было очень удачно, потому что, когда оркестр играл слишком громко, Пончик мог спрятаться под столом. Он понимал, что нельзя мешать остальным слушать музыку, но время от времени заползал к маме на колени. Мальчик смотрел на оркестрантов и особенно следил за тем, кто будет потом ночевать у них дома. Его звали Карл, он играл на контрабасе.

Контрабас – это большущая скрипка. Такая здоровенная, что её ставят на пол. Карл рядом с ней кажется маленьким. В оркестре играли музыканты разного возраста – дети, взрослые и молодёжь.

Каос вспоминал слова Бьёрнара о том, что в пригороде все очень крутые – едят сосиски и лепёшки, говорят «хай» при встрече и никогда не улыбаются.

Но на самом деле сосиски ела только бабушка. А теперь она отбивала такт на большом барабане, похоже, ей это нравилось. Когда пьеса закончилась, все оркестранты улыбнулись, словно сами обрадовались, что у них всё так хорошо получилось.

Тётя Каоса увидела их впервые, ведь она не была у Эвы, когда та угощала гостей.

– Не понимаю, почему у нас в доме должны ночевать какие-то юнцы, – шепнула она на ухо маме Каоса, – ведь мы живём так далеко от города. Нельзя ли нам вместо них пригласить того, кто играет на контрабасе, и бабушку с барабаном?

– Молодые ребята очень интересовались губной гармошкой, – объяснила мама шёпотом, – а когда узнали, что дядя умеет играть на ней, захотели познакомиться с ним поближе.

Тут дирижёр повернулся и объявил:

– Это была первая часть «Неоконченной» симфонии Франца Шуберта.

Он поклонился публике, а потом пожал руку музыканту, который сидел первым в ряду скрипачей.

– Это Оскар, – представил он. – В этот раз он был концертмейстером, а теперь будет дирижёром, я же сяду за пианино. Мы исполним марш из «Кармен».

Это оказалась такая бодрая музыка, что у всех поднялось настроение. Когда она закончилась, слушатели долго хлопали и топали от радости.

Тогда вперёд снова вышел дирижёр:

– Меня зовут Эдвард, я хочу сказать, что все мы, оркестр «Отрада» из Тириллтопена, благодарны за приглашение и возможность приехать к вам в гости и сыграть для вас. Наш концерт будет не очень длинный и завершится короткой пьеской. Но сначала наши юные музыканты исполнят для вас духовой квинтет, а потом Гюро и Аллан сыграют нам настоящую шотландскую джигу.

Это была отличная музыка, но оркестранты на этом не остановились. Один музыкант исполнил старинную мазурку, а потом другие – настоящий рок, при этом они были очень похожи на Каоса, Бьёрнара, Олауг и Пончика, когда те играли в своей рок-группе. Подождав, пока закончились аплодисменты, Эдвард сказал:

– Я знаю, что здесь в Ветлебю тоже много музыкантов – хор и духовой оркестр. Но сегодня мы услышим что-то совсем новое, это маленький оркестр колокольчиков. Эва, начинайте!

Если бы им надо было торжественно подниматься на сцену и всё такое, может, дети и не согласились бы, но внизу у пианино им было не так страшно. Дядя тоже решил им подыграть. А когда они исполнили один раз свою маленькую странствующую мелодию, бабушка вдруг сказала:

– Я тоже хочу с вами.

Тут и другие музыканты присоединились, так что пришлось исполнить мелодию снова, на этот раз она прозвучала ещё лучше.

А потом Эва сказала:

– Нам машут из соседней комнаты. Значит, сосиски и лепёшки уже готовы.

И тут дети убедились в правоте слов Бьёрнара, который рассказывал, что в Тириллтопене все едят лепёшки с сосисками. Впрочем, и жители Ветлебю тоже были не прочь их отведать, и никто не перепачкался. Оказалось, что лучше всего знакомиться, когда исполняешь музыку вместе и когда потом вместе ешь. Около кресла Бьёрнара всё время было много людей – Гюро, Эллен-Андреа и ещё два мальчика, которых звали Мортен и Лилле-Бьёрн. Олауг познакомилась с двумя девочками, которые должны были ночевать в их доме, – одну звали Мона, а другую Аврора, они были уже взрослые, но Олауг это не смущало. Пончик ходил хвостом за контрабасистом Карлом. Только Каос никак не мог найти, с кем бы поговорить. Его мама разговаривала с гостями из Тириллтопена, а папа стоял у огромной кастрюли и следил, чтобы сосиски сварились как следует. А где же дядя? Его окружили молодые ребята – те, кто будет у них ночевать, и попросили показать, как играть на губной гармошке. Он поиграл им немножко, а потом они обсудили, что попробуют разучить вечером. Все перезнакомились, только Каос не знал, чем бы себя занять. Может, сосиски попробовать? Самое время. Он взял одну у папы, но отказался от кетчупа и горчицы: только лепёшка без всего, и стал ходить между гостей, будто он тоже крутой. А когда кто-нибудь говорил ему: «Привет, Каос», – он только смотрел и шёл дальше. Может, кто-нибудь и удивился: ведь все привыкли, что Каос очень вежливый и радушный, но никто не обижался. Люди были заняты разговорами – говорили сами, слушали собеседников и рассматривали друг друга.