Фортуна Флетчера - Джон Дрейк

бросали своих псов на ринг. Те были злы как черти и тут же кинулись друг на друга к великому восторгу толпы. Из-под лап полетели камни, они с глухим стуком столкнулись и, сцепившись челюстями, покатились по земле. Пыль, шерсть и кровь летели во все стороны — псы дрались как одержимые. Это была яростная схватка на уничтожение, и долго она длиться не могла. Один из псов вцепился другому под челюсть, вонзил зубы и яростно дернул головой, вырвав клок мяса. Кровь захлестала, и раненый пошатнулся. Хозяева прыгнули на ринг, чтобы разнять собак дубинками, и победителя с триумфом провели по кругу. Проигравшего выволокли с ринга и утащили — умирать или выживать, на что уж силенок хватит.

С меня было довольно. Я исполнил свой долг, задобрил Матушку Бейли, и деньги были у меня в кармане. После этого я мог предоставить веселье тем, кому оно по нраву, так что я улизнул обратно в дом и сел с кружкой пива наблюдать, как пара прожженных пьянчуг пытается упиться до смерти из бочонка с бренди. Все девки Матушки Бейли были на улице, так что им никто не мешал, и они были счастливы, как святые в раю.

Судя по шуму, вечер удался на славу: боев было с дюжину или больше. Все они, казалось, проходили примерно так же, как тот, что я видел, за исключением одной пары, которая драться отказалась, и их вместе с жалкими хозяевами с позором прогнали. По словам Еноха, Бонзо расправился со своим противником в два счета, пустив того на кошачий корм.

К полуночи мы уже снова шагали по полмутской дороге, весьма довольные оглушительно веселым вечером, проведенным в наилучшей компании. Мы шли вразвалочку, смеялись и во все горло орали песни. Но на подходе к городу веселье кончилось. Мы завернули за поворот и столкнулись лицом к лицу с чем-то очень неприятным. Ярдах в двадцати впереди наша дорога пересекала реку Пол по старому каменному мосту, стоявшему там еще со времен королевы Елизаветы. В ту ночь мост перегораживала темная гряда людей. В свете их фонарей мы разглядели блеск абордажных сабель и начищенных форменных пуговиц. Это был пресс-ганг.

На полмутской дороге на мили вокруг не было ничего, кроме заведения Матушки Бейли, и было очевидно, что они явились сюда собрать урожай из мужиков, возвращавшихся с собачьих боев.

— Глядите, парни, — сказал Енох. — Пресс-ганг.

— Нам-то что, — ответил Дэвид. — Учеников они забирать не могут.

Мы обдумали это и вгляделись друг в друга в лунном свете, делая вид, что нам не страшно. Но все мы как вкопанные замерли на месте и размышляли, что делать. Я подумал о Бонзо.

— Снимай намордник, Енох! — скомандовал я.

— Зачем? — спросил он.

— Живее, они уже идут! — бросил я, и Енох, нагнувшись, принялся возиться с ремнями.

Пока мы мешкали, вербовщики уже быстро приближались, переваливаясь с боку на бок, как и положено морякам.

— Э-ге-гей! — прогремел один из них. — А ну-ка, пойдете с нами!

Дело принимало дурной оборот, и сердце у меня заколотилось.

— Но мы ученики, — сказал я.

— Ну, черт побери! — рявкнул главарь шайки, оглушительно расхохотавшись. — Слыхали, парни? Да это ж ученики!

Он вырос из темноты и ткнул мне в лицо свою пропитую рожу.

— Слушай сюда, петушок, я в этой шайке боцман, и мне глубоко насрать, кто ты такой. Флоту нужны люди, и на этом точка.

Пока он говорил, его дружки окружили нас, и чьи-то руки крепко схватили меня сзади.

— А ну, соберитесь, ребята, — сказал боцман, — и подумайте о старой доброй Англии! — Он картинно указал в сторону моря. — Вон там лягушатники со своей армией, которая в десять раз больше нашей. И только наш флот стоит между ними и тотальным насилием и пожарами от одного конца Англии до другого… Но флоту нужны люди! Так что кончайте этот балаган, взбодритесь и гордитесь, ибо вы идете на благородную службу!

И он, похоже, говорил это всерьез. Он хлопнул меня по плечу и улыбнулся. Я видел, как Енох и Дэвид с опаской поглядывали то на него, то на меня, то друг на друга. Полагаю, они ждали, что я возьму командование на себя, так что я глубоко задумался над патриотическим призывом боцмана. Внутренности у меня трепетали от сильных чувств, когда я вспоминал все, что когда-либо слышал о службе на флоте: отчаянные битвы в ревущем океане, грохот пушек и блеск клинков. Я подумал еще немного, а затем сделал то, что на моем месте сделал бы любой здравомыслящий человек. Я со всей дури врезал боцману ногой в пах и разбил кулаком нос тому, кто держал меня за руку.

— У-у-ух! — выдохнул боцман.

— Гр-р-р! — взревел Бонзо.

— Бегите, парни! — крикнул я, огрев еще одного из вербовщиков.

Начался сущий ад: боцман рухнул на землю, двое вцепились в меня, Бонзо кусал все, что движется, фонари погасли, и вся компания, качаясь из стороны в сторону, с ревом молотила друг друга по головам в темноте. Затем боцман (а он был мужик могучий) поднялся, готовый к бою и перекрывая ревом весь этот гвалт.

— Где он? — в ярости прохрипел он, с пеной у рта. — Где он?

Я попытался увернуться, но он схватил меня за воротник. Его рука с дубинкой взметнулась вверх, и я съежился в ожидании удара… но лишь разинул рот от изумления, когда он дико взвизгнул и подпрыгнул в воздух. За его задницу мертвой хваткой вцепился наш верный Бонзо, вонзив клыки в самую мякоть и, казалось, пытаясь прогрызть до кости.

Все переменилось. Беда боцмана заставила вербовочную шайку сплотиться, и они бросились его спасать. Сначала они схватили Бонзо и попытались его оттащить — худшее, что можно было придумать, когда он уже вцепился. От этого он лишь сжал челюсти еще сильнее, о чем им вскоре поведал новый, еще более пронзительный вопль боцмана. Тогда они выхватили абордажные сабли и принялись тыкать в пса. Но и это не помогло, поскольку ни пес, ни человек не стояли на месте, так что попасть в кого нужно было невозможно. Наконец, один из них сунул Бонзо в ухо пистолет и умудрился вышибить ему мозги, не прикончив при этом боцмана. Так погиб Благородный Британский Пес. Но, клянусь святым Георгом, ушел он как надо!

Когда челюсти Бонзо