Дракон из черного стекла - Джим Чайковски

многим пришлось поступиться. Ради этого перелета – чтобы в ходе его служить источником топлива для горелки Никс – он бросил мать и отца, а также горячо любимую младшую сестру. Родители Даала понимали необходимость такого его решения, и все же это не особо смягчало терзающее его чувство вины, тем более что он хорошо представлял себе судьбу своей семьи, если группе Никс удастся заставить Урт вращаться вновь.

По словам Шийи – основанных на древних знаниях та’винов, – это было единственным способом отбросить луну на ее прежнюю орбиту. Да, это предотвратит гибель их родной планеты, но при этом и приведет к катаклизму, который повлечет за собой великое множество смертей. Погибнут миллионы людей. Если Урт опять начнет вращаться, лед Студеных Пустошей начнет таять. На месте выжженных солнцем пустынь Пустоземья будет плескаться бескрайнее море. Венец будет растерзан на части землетрясениями, штормами и морскими приливами.

Ни один уголок Урта не останется нетронутым.

«Даже мой собственный дом».

Его мать встретила эту трагическую судьбу с решимостью, которая все еще ускользала от Даала. В память крепко въелись ее слова: «Никто не знает своего конца. Будущее остается загадкой до тех пор, пока оно не написано. Мы будем жить так, будто впереди у нас бесконечные дни – и при этом ни одного. Что еще нам всем остается?»

При этом его родители понимали, что в случае обрушения луны будет уничтожен не один только Приют – это положит конец всей жизни на Урте.

«Лучше уж пусть хоть кто-то выживет, чем вовсе никто», – сказал его отец, сжимая руку Даала во время прощания.

Даал на миг прикрыл глаза.

«Мне нельзя обмануть их чаяния».

Утвердившись в этом решении, он открыл глаза и повел остальных летучих всадников к громоздящемуся впереди кораблю. Ветер, сопровождаемый проливным дождем, швырял их во все стороны. Молнии прочерчивали в толще облаков зазубренные дуги. Он чуял запах энергии, скопившейся в воздухе, ощущал, как она танцует по волоскам на его обнаженных руках. Это было так, словно грозу притягивал источник силы, скрытый внутри него.

Даал стиснул зубы и почти отвесно спикировал, ускользая от тянущихся к нему пальцев грозы – точно так же, как сейчас ускользнула от него Никс. Он представил себе ее волосы, настолько темные, что их можно было принять за черные, хотя в этой тьме скрывались и золотистые пряди – словно вплетенное в них свечение обуздывающего напева. Представил ее кожу цвета теплого меда и голубые, как гладчайший лед, глаза с такими же проблескивающими серебряными искорками.

Вспыхнул гнев, порожденный не только тем, что она так резко отвергла его, но и тоскливым стремлением вновь разжечь то, что было утрачено. Даал всячески старался выбросить из головы желание еще раз пережить тот момент, произошедший пару месяцев назад, когда вспышка страсти обернулась горьким разочарованием.

И все же это воспоминание горело столь же ярко, подпитываемое болью в сердце – и предплечьях.

Потому что Никс разбила ему не только сердце.

Не в силах сдержаться, Даал вновь погрузился в прошлое…

* * *

Когда «Огненный дракон» уже летел высоко над Эбеновыми горами, Даал, не обращая внимания на кристальный блеск ледяных вершин внизу, не сводил ошеломленного взгляда с огненного шара, зависшего над горизонтом. Последние полмесяца, пока летучий корабль приближался к краю Венца, оставив Студеные Пустоши позади, они летели в вечных сумерках. И с каждым днем тлеющий на горизонте костер становился все ярче и ярче, пока солнце не открылось Даалу во всей своей красе.

– Ничего чудесней я не мог себе и представить… – прошептал он, обращаясь к Никс.

Она стояла рядом с ним, обнимая его за плечи, и улыбалась благоговению в его голосе.

– Ну что ж, поздравляю с твоим первым настоящим рассветом, – ответила Никс, а затем добавила с усталым вздохом: – Мы в Венце воспринимаем такое зрелище как должное. Солнце здесь никогда не заходит, лишь описывает в небе совсем небольшой кружок – и так всю нашу жизнь.

По другую сторону от Даала тогда стоял Фенн.

– Готов поспорить, что тебя еще затошнит от вида Отца Сверху – особенно после того, как мы залезем в самую глубь Пустоземья, где солнце будет подниматься все выше и выше, пока не обрушит на нас весь свой неумолимый зной.

Даал услышал в голосе судонаправителя кислые нотки. Фенн выказывал явное и все растущее нежелание вторгаться в восточную половину Венца. Губы молодого человека, всматривающегося в горизонт вместе с Даалом, сжались в бескровную линию, изумрудные глаза почти скрылись за тяжелыми веками. Хотя его белоснежные кудри так сияли на солнце, словно он был рожден среди горных ледников внизу, Даал знал, что на самом деле Фенн родом из королевства Бхестийя, одного из множества государств на этой стороне Венца.

Настроение судонаправителя ухудшалось с каждой лигой, приближавшей его к родине. По словам Джейса, Фенн старательно следил за тем, чтобы курс их корабля пролегал значительно севернее Бхестийи. Любые расспросы о его прошлом наталкивались на суровое молчание, сопровождаемое пренебрежительным взмахом руки или приглушенным проклятием. Фенн был явно не расположен вдаваться в подробности о том, при каких обстоятельствах ему пришлось покинуть родные края и стать судонаправителем у такого отпетого разбойника, как Дарант.

– Пойдем-ка лучше вниз, – предложила Никс. – Вряд ли тебе стоит слишком долго смотреть на солнце.

Даал был с этим явно не согласен.

– Я мог бы смотреть на него целую вечность!

Однако Фенн поддержал предостережение Никс:

– Как только мы перевалим через эти горы, нас начнет дико трясти от бокового ветра.

Словно в подтверждение этих слов, сильный порыв ветра навалился на огромный летучий пузырь у них над головами, и корабль резко накренился. Даал схватился за поручень, чтобы удержаться на ногах. Фенн сумел устоять, просто взмахнув руками.

Никс еще крепче обхватила Даала за плечи. Даже сквозь толстую шерстяную ткань рукава он почувствовал холодный ожог ее кожи, словно пытающейся вытянуть тепло из его тела, напоминая про тот бездонный голод у нее внутри. Но Даала терзал и его собственный голод, и он высвободил руку, чтобы притянуть ее к себе, после чего как бы между прочим предложил:

– Может, нам стоит вернуться в твою каюту?

Никс пристально посмотрела на него. Серебристые искорки у нее в глазах лукаво блеснули.

– Тогда давай поспешим, пока нас не выбросило за борт!

Они подождали, пока болтанка не ослабнет настолько, чтобы можно было пройти по палубе к двери баковой надстройки, после чего спустились на среднюю палубу, где по обеим сторонам длинного коридора, протянувшегося от носа до кормы, располагались жилые каюты.