Чёртов угол - Алексей Александрович Олейников

тетрадка значила гораздо больше. Шестьдесят четыре листа эскизов, сотня заметок в телефоне, девять глав первого романа мира Эхинацеи, десятки персонажей и сюжетных линий, любовь, предательство, интриги и убийства, магия, кровь, война и древние тайны богов – и над всем этим только её воля и взгляд. Она хозяйка этого мира, она полностью в нём свободна.

Тот, кто не был узником в своём доме, никогда не поймёт радости этой тайной свободы. И власти, конечно же, власти над персонажами, которых она сотворила, вытащила из небытия и безжалостной рукой отправляла на смерть.

Джордж Мартин, почитав тетрадочку Ули, свалился бы в жёсткий творческий кризис. Кровь хлестала бы со страниц и брызгала в глаза читателям, если бы они были.

Слава всем Древним богам, никто из родных не интересовался Улиным творчеством. И Ульяна бы сильно удивилась, если бы заинтересовались, – она давно поняла, что следует жить, скользя мимо родных. Как тот самый шар для боулинга, катись, находя в самой себе основания для жизни, в своей железной сердцевине.

Если ты не доставляешь неудобств и не обращаешь на себя внимание, то жизнь твоя довольно комфортна – в тех зазорах и изгибах общего семейного организма, куда не достаёт взгляд старших.

Поэтому завещание дедушки выбило её из колеи. Ульяну стало видно, её обсуждали, с ней оказалась связана какая-то и-с-т-о-р-и-я. А Уля ненавидела истории, в которых не являлась автором.

Бабушка предлагала продать дачу немедленно и деньги положить на счёт Ули, раз уж блудный дед решил ей оставить наследство. Мама была за, папа – человек хозяйственный и владелец строительного магазина – тоже был не против, но сказал:

– Может, для начала поживём там летом, посмотрим, что к чему? Надо ж понимать, что мы продаём?

Бабушка Лера поджала губы, но согласилась. Вот так они с Улей и оказались в СНТ «Мороки».

Название было странное, но, как объяснила бабушка, пока они тряслись в электричке, раньше рядом с СНТ был хутор Мороки, вот в его честь и назвали.

Они вышли на остановке и долго брели по разбитой лесной дороге. Сначала под ногами попадался кусками асфальт, потом его сменили выщербленные бетонные плиты. Склоны глубоких кюветов заросли борщевиком и крапивой выше Ули, а дальше начинался серый лес, полный тонких, дрожащих на ветру осин. Гулять в таком лесу не хотелось.

У калитки бабушка завозилась, отпирая замок. Полная женщина на соседнем участке пропалывала клубнику. Подоткнув платье, она, нагнувшись над грядками, медленно переступала бледными полными ногами и быстро-быстро обрывала сорняки и лишние усы в клубнике. Увидев бабушку и Ульяну, женщина выпрямилась, утёрла лоб и присмотрелась.

– Лера! – воскликнула она. – Это ты, что ли? Валерия Михална?

Бабушка нехотя повернулась и всплеснула руками.

– Нина?

– Ну точно, Лера. – Женщина бросила клубнику, подошла к забору. – А я думаю, кто это к Фёдорычу приехал. Это внучка твоя?

– Да, Ульяна. – Бабушка тронула её за рукав, и Ульяна вежливо поздоровалась.

– Надо же, какая большая! – восхитилась Нина. – А вы чего тут?

– Да вот Николай дачу отписал на Ульяну, приехали разбираться, – пояснила бабушка.

Нина посмотрела на девочку жадным любопытным взглядом.

– Да разве он её видел? Вы ж разошлись когда ещё!

– Не видел, но вот – отписал. – Бабушка покачала головой, словно и осуждая деда Николая за развод, и одновременно одобряя его последнее решение.

– Я открою пока, бабуль. – Ульяна взяла ключи и отвернулась к калитке. Нина ей не понравилась – болезненно полная, с толстыми щеками, вздёрнутым носом и липким взглядом бледно-синих глаз, она ей напоминала какое-то противное животное. Возможно, магическое.

Дача дедушки Николая Фёдоровича Ульяну не впечатлила. Шесть соток, небольшой дощатый домик, обитый сайдингом, с мансардной ломаной крышей. Небольшой сарай. Яблони и груши на участке. Мангал, дорожки из квадратной плитки. Ровная лужайка с невысокой шелковистой травой. Аккуратно сложенные поленья в дровнике. Топор, воткнутый в колоду. Возле колоды его и нашли, как говорили вполголоса родители. Дрова колол, и сердце прихватило. И вот топор в колоде, в отличие от дачи, Ульяну поразил – как будто дедушка знал, что сердце откажет, и воткнул его, чтобы не оставлять беспорядка. Хорошая деталь, подумала она, надо бы использовать.

В остальном ничего необычного, типичная пенсионерская дача. Только забор оказался странным: сетка, окружавшая его, не была похожа на привычную рабицу[1]. На забор натянули тонкие серебристые листы со сложным, не повторяющимся рисунком. Словно сотни тонких расходящихся дорожек текли, сплетались и расходились вновь. В некоторых местах она находила логику и знакомые символы – как ни странно, символы магические и древние: многоконечные звёзды, магические квадраты, – в других будто бы проступали руны, но тут же превращались в древний кельтский огамический алфавит, клинопись и иероглифы. Конечно, всё это ей только казалось, просто игра воображения, но забор был очень загадочным. Уля указала бабушке на эту странность, когда та закончила погружение в прошлое и попрощалась с Ниной. Но бабуля только фыркнула.

– Да Господи, Улечка, эти дачи когда строились? В восьмидесятые! Я ж помню, ничего не достать было – люди тащили с работы всё что могли. Что охраняешь, то и имеешь.

– Как это?

– А так. У одного на производстве краска есть, много жёлтой краски, например, – он всё и выкрасит у себя на участке в жёлтый. А у другой друг в таксопарке, так у него полно старых покрышек, он из них и клумбы делает, и лебедей вырезает, и от зайцев деревья покрышками обшивает, и черепицу на сарай тоже из покрышек вырезает.

– Так они что, крали все эти вещи?

– Не крали, а доставали! Купить невозможно ничего было! Я помню, один сосед себе дом из списанных железнодорожных шпал построил, они же раньше были деревянные, это сейчас стали бетонные. Ну и помер скоро.

– Почему?

– Потому что они креозотом пропитаны были, для сохранности. А он ядовитый.

Пальцы у Ульяны зачесались. Тетрадочка звала к себе. История человека, который построил себе ядовитый дом из украденных шпал, и дом его убил, засела у неё в голове. Никаким японским мангакам такие сюжеты не снились.

– А однажды, я в другом СНТ видела, один мужик себе забор поставил из алюминиевых листов. В которых были выбиты вилки.

– В каком смысле? – оторопела Уля.

– Ну ты же видела алюминиевые вилки? Как их делают? Из цельного тонкого листа выбивают прессом заготовки. Остаётся такая рамка из алюминия, в которой пустые места в форме вилок.

– Он построил себе забор из отсутствующих вилок? – сообразила Ульяна. – Такой антивилочный забор? Офиг… то есть удивительно. А дедушка тогда что охранял?