Чёртов угол - Алексей Александрович Олейников

островке, и Варя едва успевает его подхватить. Мальчик шатается. На лице у него засохшая кровь. Взгляд отрешённый. Он здесь и не здесь одновременно. Никита касается свёртка с ножом, глаза у него на мгновение наполняются жизнью. Он вцепляется в свёрток, шагает вперёд. Варя едва успевает удержать его – кочка уходит из-под ног, вода вздыхает.

– Камень здесь лежит, – говорит Марьяна. Она почти исчезла, голос её неотличим от шороха сухих сосновых иголок. – На сердце болота. Давно лежит. Запирает её. Камень сверху, она снизу. Доберись до камня, в дедов след вступи.

Никита что-то шепчет воспалёнными губами. Варя придерживает его, злится на Марьяну – пусть сама идёт, раз всё знает.

– Была бы живая, пошла, – отвечает Марьяна. – Время вышло моё. Теперь ты. Такое наше ремесло: повивать и акушерить.

Варя злится всё больше, да что толку – Марьяна ушла. Оставила ей что могла и убежала. Марьяна-то её боится – ту, которая под камнем. Слишком хорошо знают они друг друга. Потому она и убежала давным-давно, потому и блуждает по родной крови с тех пор, прячется…

В голове у Вари всё путается, и она упрямо подталкивает Никиту вперёд. Всё. Это. Совершенно. Не научно.

– Пойдём, пойдём, – шепчет она. Мальчик кивает и делает шаг. Мхи прогибаются, но держат их. По соснам идёт гул. По болоту – шум. По невидимой тропе бредут мальчик и девочка. Туманы сходятся, не поддаются жарким пальцам солнца, закрывают им путь. Никита разматывает тряпицу, вынимает нож и начинает резать туман, как сыр, на толстые рыхлые слои, прорубать тропу. Постепенно мхи начинают редеть, становиться суше. Твёрдая земля, в которую можно поставить ногу. Редкие камешки. Кустики брусники. Всё те же сосны.

– Ну вот, – бормочет Варя. – Почти дошли.

Куда дошли? Зачем дошли? Что она тут делает? Девочка выныривает на мгновение, но тут же возвращается обратно в это странное поддерживающее состояние. Она рядом с ним, следит за каждым его шагом, она нащупывает путь и протягивает его через болото, а Никита идёт. И каждый шаг что-то делает с ним. Необратимое. Никиту бьёт дрожь – Варя чувствует, какой он горячий. Она хочет снять и бросить гитару, которая страшно мешает, но мальчик вцепляется в неё, и оторвать его совершенно невозможно. Лоб у него раскалённый, как слиток железа, Варя на ходу окунает платок в воду, но вспоминает слова Марьяны и выбрасывает платок. Плюёт на ладонь и смазывает ему виски и лоб.

Впереди, раздвигая рыжие и седые мхи, встаёт ослепительно-белый валун. Глыба небесной соли, череп великана, сахарная голова, упавшая со звёздного воза. Камень лежит среди болота, и Варя обжигается о него взглядом – такой он горячий. Такой же, как Никита.

Мальчик отстраняет её, шагает вперёд. Нож блистает на солнце. Он почти падает на валун и со всей силы бьёт в каменный бок каменным ножом. Искры огня во все стороны, и осколки разлетаются брызгами, и грохот по лесу, и шум, и гогот встаёт на болотах до самых небес, будто разом все птицы, какие только на свете бывают, и все твари земные, и водные, и подземные, у которых голос есть, кричат в гневе, и Варя глохнет. Она падает на колени, зажимает уши, упирается лбом во мхи, лишь бы не слышать, ничего не слышать!

Никита валится без сил.

* * *

Было раннее-раннее утро. В СНТ «Мороки» в такое время только сороки на заборе трещат. Бабушка крепко спала – вчера она устроила внучке отменную выволочку, а сегодня наконец приезжают родители, обеспокоенные подростковым бунтом Ульяны, и бабушка сможет скинуть с себя эту ношу. Поэтому она спала в прекрасном настроении.

Уля не спала. Она сидела на втором этаже, обняв колени. Потрогала рукой печку – старую, сваренную из железа, которую сделал ещё Николай Фёдорович. Дымоход, как железный стержень, пронизывал весь дом насквозь. Снаружи его удерживали от натиска весенних ветров и зимних бурь четыре металлических шнура. Шнуры были присоединены к четырём трубам по углам дома. Трубы через сложную систему железных бортиков и подземных арматурин шли к забору. Тому самому забору, имеющему странный рисунок, будто бы отлитый из всех на свете магических символов.

Уля тронула трубу и увидела болото. Там шли двое: мальчик и девочка. Тот, кто должен родиться, и та, кто помогает ему. Под ними не было дна, лишь жидкая темнота. Над ними в воздухе сверкала белым неземным светом вершина и такой же искрой в черноте и зелени, соринкой в разгневанном глазу болота – белый камень.

– Есть верх, и есть низ, – бормотала она. – Есть болото, его хозяйка и Гуляй-Гора. Есть те, кто внизу, и те, кто наверху. Порядок.

Она видела Антона, который ворочался во сне. Она видела участкового Воронина на носилках и подсвинка Храпчика, который рвался забраться в скорую. Она видела Лёню Мурашёва, который сидел в машине, уткнув голову в руки на руле. Никита дошёл до камня. Варя довела его. Или они вдвоём упали на его горячую ладонь – так много вероятностей окружали её сверкающую сотнями магических слов ладью, в которой Уля плыла по небу, держась за холодную мачту дымохода. И она видела Алину Мурашёву – та стояла босая, в одной ночнушке на перекрёстке просёлочных дорог. Она звала сына, смотрела в туман, уходивший белой водой в темноту лесополосы. Из которой вышел Вадик Мурашёв.

Примечания

1

Плетёная сетка (рабица) представляет собой сеточное полотно из последовательно вкрученных друг в друга проволок, образующих ячейки квадратной или ромбовидной формы.

2

Кустарник семейства маслиновых, весной пышно цветёт насыщенно-жёлтыми цветами.

3

Пыльца, собранная пчёлами с цветков растений, сложенная и утрамбованная в соты и залитая сверху мёдом.

4

Также пчелиный клей – похожее на смолу вещество, которое пчёлы используют для замазывания щелей, дезинфекции ячеек сот, а также изоляции посторонних предметов в улье.

5

«Гони быстро, умри молодым» (пер. с англ.).

6

Лепное или графическое украшение в виде обрамлённого завитками щита или свитка с завернувшимися краями, на которых обычно изображаются надписи, эмблемы или гербы.