Чёртов угол - Алексей Александрович Олейников

поселит в сарай, пока вольер не соорудит. Давно хотелось свинок завести: и для еды, и так, душа требовала. Не лежала она у Воронина к убийству наглого подсвинка. Зря, кстати, Никита возмущался, они были с ним чем-то похожи. Оба покинутые, одинокие изгои общества, чей богатый внутренний мир не разглядеть под налётом цинизма и склонности к правонарушениям.

Участковый помрачнел. Что делать с Никитой, он понятия не имел. Заявление о мошенничестве он принял и зарегистрировал – Воронин вообще все официальные заявления граждан обязан принимать, а дежурный их в КУСП (книгу учёта событий и происшествий) вписывает. Там и зоотехник Вера, и Лёня Мурашёв, и Нина Лексеевна с соседом, который ходит в её туалет, и преступные кабаны, и ещё десятки событий, из которых складывается жизнь вверенного ему участка. Зазвонил мобильный. Участковый взглянул на экран и удивился – номер был скрыт.

– Участковый Воронин слушает.

– Отпусти Никиту Узова, участковый, – сказал голос в трубке. Странный голос, не поймёшь, женский или мужской.

– Это кто?

– Не бери греха на душу, отпусти.

И положили трубку. Воронин задумался, присел на краешек подоконника и посмотрел в окно. Возможно, это друзья Никиты веселятся. А может быть, и нет. Может, и не друзья вовсе. Денег у пацана полный рюкзак. Отпустишь так вот его, а потом месяца через два он в Меркле всплывёт.

Завтра, решил Воронин. Завтра со всем разберётся. Никита не самая главная головная боль. И кабаны, и воровство профнастила с навесов деревенских мусорок, и пьяная поножовщина в Шапкино не так важны. Даже угон «УАЗ Патриот» (цвет фиолет-металлик, тонировка, ксенон, светящиеся диски, азот в шинах и ароматическая ёлочка с иланг-илангом) у председателя совхоза «Тень коммунизма» не так важны, как исчезновение Вадика Мурашёва. Тем более что часть «УАЗа» он уже нашёл: вот, передняя правая дверь, цвет фиолет-металлик, ободранная до железа, у стены стоит. Значит, и остальное на разборке всплывёт. А вот Вадик… Он этого пацана лично знал, и причин убегать у того и правда не было. А значит, дела хуже некуда – раз по горячим следам не нашли, есть большая вероятность, что его либо уже нет в районе, либо…

Воронин поморщился. Лучше бы он нашёлся в лесу. С лесничеством участковый связался, ребята говорят, что если мальчика занесло на болота, то пиши пропало. Но что Вадик забыл там, если ходил в парк Асмоловского? Он совсем в другой стороне.

С высоты второго этажа Воронину прекрасно просматривалась улица Красная, застроенная одноэтажными домами в меру благосостояния их обитателей. Окна светились и выглядывали из-за дощатых заборов. Красивая у них улица – дома все старые, ещё в наличниках, палисадники заросли сиренью и засажены цветами. Калиты – старинный город, ещё допетровских времён. Он стоит на Меркле, на двух берегах – высоком и низком. На высоком белая церковь в кольце земляных валов и старые купеческие дома, на низком – посад, чуть отступивший назад от поймы реки и будто привставший на цыпочки, чтобы по весне вода в ноги не затекала. Красная улица на высоком берегу, крайняя к реке. Вот спешит по улице весёлый человек – солнце ещё не село, а в нём уже радости грамм двести булькает, но идёт он ровненько к тёмному силуэту кирпичной колокольни одной из обветшалых калитинских церквей. Вот бегут через дорогу чёрная кошка и белая и исчезают за тёмными кустами сирени, которые сливаются в одну зеленоватую массу в наступающих сумерках. Чуть шумит тополь у забора ОВД, вписанный в темнеющее небо, вот протянулась вдоль улицы цепочка фонарей, и над железными серыми воротами отдела загорелся мощный фонарь – почти прожектор, который вырезал из накатывающей темноты яркий круг. На краю этого круга остановился серый «Дастер», и Воронин удивился: зачем Лёня Мурашёв приехал? Опять про розыск говорить?

Мурашёв вышел из машины, покрутил головой – будто в недоумении, что он тут вообще делает, – и подошёл к воротам. Воронин взял трубку, набрал дежурного.

– Валерий Михайлович, пусти человека. Он ко мне.

– Рабочий день закончен уже, Серёга. Домой иди, супруга ждёт, – посоветовал Валерий Михайлович. – Или боишься, что мы твоего кабана съедим? Парни не жрамши с обеда.

В трубке послышался довольный гогот и рецепты кабанятины от дежурного состава Калитинского ОВД.

– Пусть «Ролтон» грызут, – сказал Воронин. – Легко сказать, иди. Ты, что ли, мне все материалы оформишь? Человека пусти.

– Встречай, идёт уже.

Участковый положил трубку. Дверь открылась, и вошёл Лёня Мурашёв. Постоял, опять-таки недоуменно покрутил головой, потом шагнул к столу и сел. Лицо у него было ошарашенное, словно он и сам не очень верил в то, что сидит в Калитинском ОВД, а напротив – его старинный приятель по юношеской хоккейной сборной Златогорского района, Сергей Воронин.

– Привет. – Участковый пожал руку. – Ты чего? В розыск завтра объявим. Или нашёлся?!

– Да нет, не нашёлся пока… Я вот что хотел… – Лёня помялся. – Слушай, Серега, я вот о чём… Никиту отпусти?

– Та-а-ак, и ты туда же. – Участковый присел на кресло и заинтересованно заскрипел спинкой. – Очень интересно. И почему?

– Да как сказать. – Мурашёв замялся. – Жалко его, деда только сегодня похоронил.

– Ага, и сразу в бега. Ты знаешь, что он «Веснушкины луга» на двести тысяч опрокинул?

– Да ладно, – не поверил Лёня. – Никита?

– Ну да, были там какие-то старые договорённости с Горгычем, вот он его клиентов и развёл.

– Деньги взял, а мёд не продал, что ли? – захлопал белёсыми ресницами Мурашёв. Был он большой, белый и легко краснеющий. Со школы такой.

– Золотой мёд-то выходит, – заметил участковый. – Пятьдесят тыщ за литр, не меньше.

Мурашёв поковырял толстым пальцем корешок папки с материалами проверки пропажи премиальной овцы Галадриэль, сокращённо Гали, со двора личного подсобного хозяйства Карима Усманова. У Усмана все шашлычники от Калит до Златогорска закупались, хороший фермер, и бараны у него отличные, лучше некоторых людей. Да вот кто-то овцу прямо из сарая утащил. Дерево рухнуло, продавило железный забор, грабители прошли, проломили стену и вынесли овцу. А от двух алабаев Усмана и хвоста не осталось. Говорят, медведь. Ну да. Последние медведи здесь во времена наполеоновского нашествия водились, французов грызли в приступе патриотизма. Хорошо хоть Усман не на его участке, коллега просто принёс показать, какие ужасы на свете творятся.

– Понимаешь, они с Вадькой дружат. Всё время вместе. Он его… – Тут Мурашёв запнулся, но договорил: – Он его найти может.

– В смысле? Никита знает, где Вадик? – Воронин нахмурился. – Что ж ты молчишь? Сейчас мы его допросим.

Участковый поднялся.

– Слушай, я не то… – заморгал Лёня, но тут свет, который