Чёртов угол - Алексей Александрович Олейников

– Не видите? Не видите? Они лезут сквозь стекло!

Воронин пригляделся. Звон в ушах опять стал нарастать. Что там течёт? Дым? Тень? Копится внизу лестницы…

– Отходим, – скомандовал он, мягко отступая вверх и не сводя бесполезного пистолета с пустоты. Лёня запустил руку в бездонный карман, швырнул облако гвоздей в сторону двери. Звон в ушах уплотнился, стал ощутимым, как вата, а сквозь неё чей-то вопль, как вода, сочился, заполнял голову… Никита упал спиной назад на лестничную клетку, схватился за гитару и случайно ударил по струнам. И Воронин с Лёней Мурашёвым увидели. Тёмные дымные столбы, увенчанные остроконечными головами, клубились до потолка второго этажа. Руки их были многосуставчатые, с медвежьими когтями, тела – тени мха, деревьев, папоротников, глаза – окна в чёрной воде торфяных озёр. Они текли сквозь трещины стекла и щели камня, огибая металл двери. Они разбухали, росли, напирали…

Никита снова ударил по струнам, и облик их стал ещё явственней. Воронин поднял пистолет и, как в тире, расстрелял всю обойму в мерзкую харю. Чёрный дым пропускал пули, слегка вздрагивая и вновь смыкаясь. Зато от искрящейся дуги гвоздей эти твари шарахнулись назад. А двое мужчин и мальчик между тем опрометью взлетели на второй этаж.

Воронин с разбега высадил дверь, ведущую на пожарную лестницу. Мурашёв затормозил в коридоре и швырнул горсть в провал лестничной клетки. Он сунулся в кабинет участкового.

– Лёня, ты чего делаешь!

Хмурый Мурашёв вернулся, волоча за собой дверь председательского УАЗа.

– Это ж вещедок! – возмутился Воронин.

– Это двадцать кило железа, – сказал Лёня. – У меня гвозди кончились. Лови.

Он кинул ему предмет, в котором Воронин опознал «Нейлер» – аккумуляторный гвоздезабивной пистолет. Участковый купил неделю назад, да так и оставил на столе. Любил он разные строительные приблуды, грешен. Одних шуруповёртов пять штук дома по углам рассовано, жена Лиза ходит и спотыкается.

Воронин проверил заряд и обойму. Сто гвоздей. По правилам он не должен покидать ОВД, а обязан сообщить о нападении, да только мобильный остался в кабинете. И потом – это же он на убой сюда ребят пошлёт. Участковый подумал и решил действовать по ситуации, то есть спасать гражданское население.

– По лестнице, за угол налево и к воротам, – отчеканил он. – Прыгаем в твою машину и валим, Лёня.

Мурашёв кивнул и перевёл тяжёлый сосредоточенный взгляд на пацана.

– И что, Никит, эти твари Вадьку забрали? – спросил он.

Мальчик кивнул:

– Вроде как они.

– А ты его вытащить можешь?

– Не знаю. – Он помотал головой. – Ничего не знаю. Я вижу их, а что делать, не знаю.

Лёня Мурашёв прищурился, погладил лысеющую голову.

– Ну, и то хлеб, – пробормотал он. – И чё, Никит, ты какую музыку любишь?

– Блюз. Рок. Фолк-рок, – вяло перечислил парень.

– А я вот Михаила Круга уважаю, – вздохнул Мурашёв. – И Лепса. Ну что… играй.

Он потряс головой, точно вытряхивая мусор из уха.

– Рядом они?

Никита посмотрел в коридор.

– Уже возле кабинета. До нас метров пять.

– Всё, – сказал Воронин. – Двинули!

Мальчик взял аккорд, и участковый отправил первый гвоздь в острую голову ближайшей твари. Мурашёв принял дверь на грудь на манер средневекового щита и рванул на пожарную лестницу, тараня холодеющий вечерний воздух.

2. Девочка, которая слишком много знает

– Думаешь, дядя Лёня поверит?

Ульяна кивнула. Они сидели на трубе отопления, которая реликтовой змеёй протянулась почти через весь городок. То уходя под землю, то вылезая наружу, она заковала в свои кольца трёхэтажные дома, детский сад, школу, гаражи и магазины, оставляя за своими пределами лишь огороды, отвоёванные у мелкого гниловатого леса и отгороженные листами ржавой жести, рабицей и прочей старой фанерой. Там обитатели городка пытались выращивать картошку, помидоры и прочие плоды земные, там они жарили шашлыки и пили горячительные напитки, а после возвращались в свои дома, которые питала теплом царь-труба, труба-хранительница, матерь горячей воды.

– Ты это тоже… видела? Как мы с ним говорим? – Антон покосился на неё.

Девочка безмятежно грызла совершенно дубовое крем-брюле. Морозильники в «Пятёрочке» работали так, что мамонта могли законсервировать.

– А что ещё… видела? – осторожно спросил Антон.

– В смысле?

– Ну меня там, например… Или себя…

Ульяна перестала кусать мороженое, посмотрела на него отсутствующим взглядом. У Антона почему-то руки разом вспотели.

– Ты, Антон Федотов, проживёшь восемьдесят три года, – монотонно сказала она. – Умрёшь от столкновения с беспилотным грузовиком, когда будешь везти груз прессованной элитной саранчи в московский ресторан «У дядюшки Ляо», расположенный по адресу Москва, Китай-город, улица Защитников Ново-Огарёво, 32.

Мальчик чуть не упал с трубы.

– Я буду худая, импозантная, в траурной вуалетке, а два мини-дрона будут нести за мной шлейф чёрного платья из шёлка марсианских червей. Я брошу тебе в могилу кольцо из берилла…

– Да иди ты! – разозлился Антон. – Я серьёзно спрашивал.

– Ага. – Ульяна впилась в мороженое. – И я серьёзно. Наверное.

– Так ты видела… саранчу?

Девочка вздохнула.

– Тоша, это ж не кино! Ну ты представь… – Она в отчаянии задумалась, какой бы пример мог хотя бы отдалённо передать, что с ней произошло, когда Финоген включил корону. Сначала исчезли стены и заборы, затем свернулось пространство и она повисла высоко над миром, обозревая всю его округлость, но при этом могла быть в любой точке, куда её кидала беспокойная мысль или невысказанное желание. Но к этому можно было бы хоть как-то приноровиться, в конце концов. А вот затем случилось и вовсе неописуемое. Уля упала со своей невообразимой высоты и разбилась на тысячи осколков. И каждый из таких осколочков, мини-Уля, был отдельным самостоятельным существом. Некоторые из них были ею, некоторые – Антоном, Никитой, Вадиком, Варей, дядей Лёней, тётей Алиной, Рыжиком, десятью калужскими кабанами, Финогеном, а некоторые и вовсе не людьми и не животными, а чем-то совсем другим, невозможным. Все эти осколочки перемещались, оставляя за собой серебряные нити, эти нити сплетались, мелко дрожали и завязывались в узлы, от которых расходилась пульсация во все стороны. Всё это пространство связанных нитей и было Ульяной Хвостовой.

И пока Ульяна была там, в паутине причин и следствий, ей всё-всё было понятно и очевидно. Почему и как умер Горгыч, и куда делся Вадик, и что происходит с Никитой, кто виноват в происходящем и как и что будет происходит дальше. Но стоило ей снять корону, как вся обретённая ясность взгляда и точность понимания рассыпались. Форма исчезла, осколочки разлетелись, нити перепутались, и образы вспыхивали перед ней в хаотичном порядке. Она будто бродила, наугад вытягивая карты из разных