Дорога Токайдо - Лючия Сен-Клер Робсон

очертания плоскости, покрытой серебристым мхом. Хорошо утоптанная тропа вела к простой по форме часовне без стен, стоявшей в стороне от кладбища. Кошечка слегка ударила посохом по сундучку Касанэ и указала на эту часовенку:

— Мы будем спать там.

Возле места смерти имелось место жизни: маленькая часовня внутри была увешана деревянными ковшами без дна, освященными служившим и Будде, и синтоистским богам священником, о котором Кошечка и Касанэ уже слышали. Эти ковши брали домой беременные женщины. После успешных родов молодая мать выводила тушью сама или просила кого-нибудь начертать на стенке такого ковша ее имя и возраст и возвращала его в часовню.

— Приготовь постель, — приказала Кошечка.

— Слушаюсь, ваша честь.

Касанэ с облегчением подумала, что новый хозяин не собирается убивать ее. Она торопливо развернула циновки и положила одну поверх другой, чтобы постель господина была не такой тонкой.

— На одной можешь спать сама, — проворчала Кошечка. Земляной пол часовни был холодным как лед. Как бы сильно Кошечка ни злилась на Касанэ, она не могла позволить ей спать на голой земле.

— Вы очень добры, господин. — Касанэ встала на колени и несколько раз коснулась лбом пола. Потом она захлопотала вокруг Кошечки, набивая ее маленькую трубку табаком и зажигая с помощью кремня. Пока Кошечка курила, глядя на темный лес, еле освещенный луной, Касанэ вынула из сундучка и положила на циновку хозяина бумажный дорожный плащ своего погибшего брата, а поверх этой постели набросила вместо одеяла новый плащ Кошечки.

Потом деревенская девушка легла на вторую, ничем не покрытую циновку, поджала ноги и подоткнула подол своей одежды вокруг холодных как лед ступней, напрасно пытаясь согреть их, положила голову на руку, закрыла глаза и, дрожа от холода, стала думать о доме.

Сейчас во всех хижинах ее родной Сосновой деревни — лачугах под соломенными крышами, — наверно, уже потушили огонь. Ее родители и бабушка, конечно, спят на потертых соломенных циновках в единственной комнате своего крошечного дома, нисколько не беспокоясь за нее: они считают, что Касанэ, ее младший брат и семеро остальных земляков находятся на попечении главы общества паломников и идут в Исэ, к великому алтарю.

Касанэ была уверена, что судьба больше никогда не позволит ей увидеть родных, но не кляла своей участи — в любом случае она вскоре должна была расстаться с ними: нанятая родителями сваха уже просватала ее за незнакомого молодого крестьянина из соседней деревни. Посещение алтаря богини Солнца было традиционным паломничеством невесты. Но оно обернулось ужасной бедой. Касанэ знала, что, вернувшись в родную деревню, она опозорит свой дом. Она проживет всю жизнь одна. Пути назад нет.

У Касанэ защипало в носу, и она заплакала, уткнувшись лицом в локоть своей согнутой руки.

Сводник, таская Касанэ за собой и выкрадывая ее из гостиниц, уже много ночей не давал ей отдыха. Девушка так устала, что даже горе, холод и страх перед кладбищенскими ужасами не смогли помешать ей уснуть. Когда Кошечка отложила трубку, перебирая в уме невеселые мысли о предстоящем дне, деревенская девочка уже спала.

Во сне Касанэ выглядела такой беспомощной, что Кошечку обжег стыд при мысли о том, как плохо она обходилась с ней. Беглянка накрыла свою спутницу дешевым бумажным плащом, завернулась в свой плащ, положила посох рядом с циновкой и забылась тяжелым сном.

Поскольку в храме не было священника, его колокол молчал и ни один посторонний звук не тревожил сон Кошечки. Когда она открыла глаза, прошла уже половина часа Зайца и солнце взошло. Кошечка долго смотрела на связки пыльных деревянных ковшей, свисавших с широких балок потолка часовни. Каждый из них означал рождение ребенка. «Интересно, что все эти детки поделывают сейчас», — подумала она.

Потом Кошечка взглянула на вторую циновку. Она была аккуратно скатана, перевязана веревкой и лежала рядом с сундучком грязеедки.

— Идиотка! — выругала себя дочь князя Асано. Если она спала так крепко, что не слышала, как сбежала крестьянка, то не услышала бы и приближения врагов.

Кошечка понимала, что должна сейчас же покинуть эти места, пока девчонка не привела сюда кучу людей. Она связала концы фуросики и взвалила его на спину, потом внимательно взглянула на брошенный сундучок. Он явно был не нужен крестьянке, иначе та взяла бы его с собой. Внутри короба могло оказаться что-нибудь пригодное для перемены внешности. Беглянка просунула руку под ремни сундучка и вскинула на левое плечо.

Кошечка завязывала шнуры шляпы под подбородком, когда перед ней неожиданно появилась Касанэ. Подол белой одежды крестьянки был подобран, ее голые ноги были до самых бедер испачканы глинистой грязью. В руках Касанэ несла небольшую охапку покрытых мокрой землей побегов бамбука. Они были длиной с ее предплечье и заострены на обоих концах.

— Я принесла вам детей бамбука на завтрак, господин, — Касанэ положила свою ношу на землю и омыла ладони и ступни ног в соседнем ручье.

Кошечка сняла с себя шляпу, фуросики и сундучок, потом села, скрестив ноги, и отыскала в узле свою трубку. Касанэ зажгла ее. Потом, к величайшему изумлению Кошечки, деревенская девчонка вынула из складок своей одежды большой острый нож. Где она его прятала? Кошечка пришла в ужас от своей беспечности.

Касанэ стояла, скромно опустив глаза, ожидая распоряжений.

— Он принадлежал моему предыдущему господину.

Крестьянка умело и быстро расколола пополам толстое междоузлие бамбука там, где стебель омертвел и высох до серебристо-коричневого цвета. В задней стенке одной из половин девушка прорезала узкую щель и заполнила пустую сердцевину бамбуковыми стружками, потом потерла об это приспособление длинную узкую бамбуковую щепку. Полетели искры. Тлеющий порошок, образовавшийся в результате трения, посыпался через щель на стружки, играющие роль трута. Касанэ осторожно подула на них сквозь тонкую камышинку. Она разожгла огонь так быстро, что сердце Кошечки не успело ударить и шестьдесят раз.

Касанэ стала подбрасывать в огонь топливо — сначала, пока он был слабым, сухие иглы и ветки кипариса, потом более крупные куски дерева, пока не получила ровное потрескивающее пламя. Тогда она положила вокруг огня пять плоских камней и установила на них три зеленых бамбуковых междоузлия, обрезанных как большие стаканы, в которых узел служил дном.

Когда вода в них закипела, деревенская мастерица своим ножом очистила, обрезала по краям и мелко нарезала бамбуковые ростки. Рис, «дети бамбука» и пара сушеных летучих рыбок были готовы одновременно. Воду из третьей бамбуковой посудины Касанэ использовала для чая.

Она выложила еду на куски оболочек бамбуковых ростков и подала ее Кошечке, потом отошла в противоположный конец часовни, села, откинувшись на пятки, сложила руки на коленях