За линией Габерландта - Вячеслав Иванович Пальман

Третьего мы увидели в столовой, куда пришли обедать. Перед нами мелькал полный, прямо-таки налитой парнишка лет двадцати. На третьей скорости он носился по залу, по коридору, с кухни на кухню. Чего он только не делал, пока мы обедали! Таскал какие-то ведра, прибивал сорвавшийся с окна карниз, помогал буфетчице, с чувством ругался с кем-то за перегородкой. И все время довольно громко мурлыкал себе под нос одну и ту же строку из песни: «Любимый город может спа-ать спокойно…», а дальше обязательно переходил на сплошное «та-ра-ра-ра, та-ра-ра-ра».

- Послушайте, товарищ, вы случайно не повар? - спросили мы, когда он пробегал в сотый раз мимо нас.

- Повар. А что?

- Да вот, хотели вам предложить работу в полевой партии. Поварское дело у нас не бог весть какое, других работ, пожалуй, больше, чем у печки, но зато воля-то какая - на свежем воздухе, в тайге! Палаточная жизнь, одним словом. Там руки нужны крепкие, все делать придется.

- Ха-ха! - Он сжал кулаки. - Вы думаете, я простой работы боюсь? Я и здесь больше на подсобных прохлаждаюсь. У этого деда, - он кивнул в сторону кухни, - в люди не скоро выбьешься.

- Комсомолец?

- Да. А что?

- У нас, между прочим, все комсомольцы.

- А девчата у вас есть?

- Чего нет, того нет. Ни одной. Все холостяки.

- Да? Это подходяще. Это по мне. Ненавижу!..

- Что так?

Круглолицый повар вздохнул. Видно, носил он в своем сердце какую-то очень большую обиду на девчат. Но открываться не стал, промолчал.

Мы уговорили его, и Саша Северин на другой день явился к нам с самодельным чемоданчиком в руках. Мы с Бычковым сидели в приемной главного агронома, когда в коридоре раздалось уже знакомое: «Любимый город может спа-ать спокойно…»

Период формирования и подбора закончился. Полевая партия могла выезжать на место.

Шустов заспешил. Ему сообщили, что реки в тайге вот-вот вскроются. Дорога ломалась.

Не откладывая ни часа, мы погрузили свое добро на сани. Ранним утром обоз тронулся в путь.

Дорога почернела и провалилась. Лошадям тяжело. Они низко наклоняют головы и дышат так, что шерсть на груди колышется, как от ветра. Хлюпает под копытами вода. В резиновых сапогах, телогрейках, мы ковыляем сзади саней, то и дело сбиваемся с ноги, иной раз падаем, поскользнувшись. А в долинах, где набухли реки, сани просто плывут, от лошадиных ног веером разлетаются брызги воды и мокрого снега, вода шепелявит, булькает под санями. И тяжело и здорово. Весна! Вечером на привале в закопченной и тесной таежной избе мы спим как убитые.

Утром выскакиваем, потягиваемся, все тело ломит, а вокруг свежо, морозно, солнце только-только прицеливается, как лучше начать свою горячую работенку. В лесу уже бормочут глухари, снег хрустит, словно сухарь на зубах, резиновые сапоги покрываются шрамами. Снова идем и едем, задыхаемся от тяжести, жары, слепнем от яркого солнца.

Три дня в дороге. Еле живые, мы влезаем наконец на высокий берег реки и из последних сил бредем к зданию фактории. Ура! Почти дома. Собственно, не почти, а дома.

Петя Зотов торжественно встречает нас на отделении.

- Привет! - кричит он издалека и пританцовывает на месте. Рад.

Около Зотова стоит пожилой черноволосый мужчина. Чуть-чуть улыбается.

- Бухгалтер-ревизор. - Не дожидаясь расспросов, он протягивает Шустову свое удостоверение.

- Почему вы здесь, на отделении? - бурчит директор. Он не любит этих ревизоров.

- Петр Николаевич любезно пригласил меня осмотреть хозяйство. Начали с отделения.

Петя виновато косит глазами. Точно. Пригласил. А чего особенного?

- Ну-ну, - недовольно произносит Шустов. - Знакомьтесь, бухгалтерам это полезно.

…Ах, как многого мы тогда не знали!

Мы ничего не знали. Мы были заняты простой работой.

Не знали мы, что в тот день, когда Шустов впервые произнес в управлении имя Зотова, состоялись встречи и разговоры, зловещий смысл которых был разгадан очень не скоро.

Дмитрий Степанович Дымов позвонил в бухгалтерию и сказал несколько ничего не значащих слов бухгалтеру Конаху. После работы Дмитрий Степанович усталой походкой промерил улицы города, вышел на окраину и, заложив руки за спину, неторопливо зашагал по дороге в поселок Марчекан. Устал человек. Что поделаешь, такая работа! Заседания, телефонные звонки, суета… Свежего воздуха не видит.

Вскоре к нему присоединился Конах. Они сели на какие-то камни, огляделись. Тихо, безлюдно кругом.

- Где сейчас Кин? - спросил Дымов без всякой подготовки.

- В районе реки Май-Урья. С экспедицией геолога Бортникова.

- Он что-нибудь передал?

- Да. Сообщил, что они нашли очень богатое месторождение.

- Где?

- В верховьях реки. Очень интересное место. Богаче не было. Бортников просто в восторге. Утверждает, что уже в этом году там откроют два-три прииска. Выгодно.

- А если помешать?

- Каким образом? Правда, Бортников еще не передал в трест свои материалы, но вскоре он это сделает, и тогда…

- К черту Бортникова! Пусть не передает. Пусть не сумеет передать! Прикажи Кину. Не надо, чтобы передал. Не надо, чтобы этот человек жил и работал! Кин знает, что делают в подобных случаях. Передай. Это приказ, понятно?

Дымов говорил отрывисто, нервно, он горячился. Конах заметил:

- Раньше чем через две недели не удастся увидеть Кина. Далеко. Дорога только до Май-Урьи. А там тропа. Можно и не успеть.

- Все равно надо. Как можно скорей. Пусть никто не узнает об открытии. Хоть это место уберечь…

Он сжал ладони, хрустнул пальцами. Жест отчаяния.

- Ужасно! Ужасно трудно, Конах. Я просто в панике. Мы так мало успели сделать. Против нас стоит огромная сила. Я просто недооценил ее тогда. Думал, все будет как с инженером Нестеровым. А тут… Мы делаем все, что в наших силах, а они даже не оглядываются. Идет корабль за кораблем, едут тысячи людей. Лезут в самые глухие места, из-под рук выбивают золотые россыпи. Что мы можем? Почти ничего.

- Почему только один корабль пошел на дно, хозяин? Почему не пять, не десять? Тогда бы они завыли на всю тайгу. Только голод…

- Потому что караваны ходят теперь с конвоем. Я постоянно сообщаю, что везут, когда и сколько. Но… А потом ты знаешь, что из этого получилось. Все дни идут совещания. Наметили строить новые совхозы, расширяют старые. Своя продовольственная база, - как это тебе нравится? Директор треста не чета Нестерову. Он понимает, что к чему. Знает свои слабые места, спешит… - Дымов вдруг осекся. Глаза его, затуманенныезлостью, сощурились. - Конах, мой верный. Конах, тебе придется выполнить несложную, но