Нефритовая лиса - Крис Велрайт

— Да-да, — протянула Белый Лотос, закатывая глаза. Она подошла к чану с водой, обмакнула полотенце и с привычной грацией начала его выжимать. — Ты не первая, кто говорит, что должна была попасть в храм, замуж, в гости… Многие тут, знаешь ли, дочки богатых и уважаемых людей. И многие через это проходят. Кто-то шепчет про монастыри, кто-то про лечение в горах. В конце концов, неважно. Твоя реальность вот она — прямо перед тобой.

Ицин закачалась от ужаса.

— Как мне отсюда выбраться? — прошептала она. — Я должна поговорить с отцом. Я… я приехала в Тивию, чтобы выйти замуж. Всё шло к этому. Но потом… Речь шла про храм…

Белый Лотос тихо подошла и положила руки ей на плечи. Движение было мягким, почти заботливым, как у старшей сестры. Но в её взгляде не было утешения — только усталое понимание.

— У нас у всех своя история, — сказала она негромко. — И ты обязательно мне свою расскажешь. Но пойми одну простую вещь: ты в борделе. Тебя продали. И такое случается чаще, чем ты думаешь.

Ицин резко сбросила её руки, словно они жгли.

— Ты врёшь! — выкрикнула она. — Произошла ошибка! Это… это…

Она не договорила. Слова не шли. Они пульсировали в висках, в груди, в животе — болью, обидой, отчаянием. Нет. Это просто невозможно. Отец бы так не поступил. Не мог.

Белый Лотос чуть отступила, скрестив руки на груди. Она говорила мягко, без злобы:

— Теперь на тебе долг перед хозяйкой. И он немаленький. Как и у всех нас. Тебя выкупили, Ицин. За хорошие деньги. Ты тут не гостья. Ты — товар.

— Нет… — выдохнула Ицин. — Я не могу поверить в такое. Не могу заниматься этим.

— Можешь, — перебила Белый Лотос. — И отработаешь. Вернёшь всё с процентами. Тогда, может быть, выйдешь отсюда.

Ицин прижала руки к лицу. Всё внутри неё выло. Она была уверена, что стоит только объяснить, сказать, напомнить кто она — и всё изменится.

— Так как ты вчера устроила такой скандал, — сказала Белый Лотос, подбирая край своего платья, — хозяйка решила, что тебе стоит начать с самого простого. С покорности. С умения прислуживать. Осознать своё место.

Голос у неё был спокойный, даже мягкий — но в каждом слове чувствовалась власть, к которой Ицин не привыкла. Та самая власть, которую не нужно было доказывать ни громкими выкриками, ни шлепками по щекам — достаточно было просто существовать в этих стенах чуть дольше остальных.

— Поэтому, — продолжила она, — умывайся, переодевайся и следуй за мной. Сопротивление никому не поможет.

Ицин молча подошла к тазу с водой. В Сэе ей подавали воду в расписных лоханях, к ней приносили ароматные масла, полотенца и даже цветы. Сейчас — глиняный таз, а вода пахнет старыми досками.

Переодеться ей выдали рубаху и штаны из грубой серой ткани. Одежда неприятно колола, натирала в сгибах, была чуть велика в плечах и коротка в запястьях. Казалось, в ней не было ни одной прямой строчки — всё кривилось, перекручивалось, жало.

— Ты ещё не заработала право носить хорошие вещи, — пояснила Белый Лотос, заметив удивлённый взгляд Ицин. — Шелковые наряды для тех, кто приносит доход, а не хлопоты.

Ицин опустила голову, но внутри горела от стыда. Тайком, чтобы не заметили, она свернула в платок булавку, оставшуюся на подранном крае её старого платья, и запрятала в карман рубахи. Как оберег.

— У тебя был возлюбленный? — внезапно спросила Белый Лотос, наблюдая, как Ицин бережно обращается с узелком. — Или это от матери?

Ицин не ответила сразу. Внутри у неё всё сжалось. Какой смысл объяснять?

— Ни то, ни другое, — наконец отозвалась она, ледяным голосом. — Просто вещь.

Белый Лотос лишь хмыкнула, не отводя взгляда.

— Тайны, — сказала она, — валюта, такая же, как красота. Но помни: если хочешь выжить, лучше не носи их слишком близко к сердцу. Хозяйка чует их. А если не она, то другие. В таких местах чужие слабости — корм.

Ицин не ответила. Лишь сжала губы и отвела взгляд.

— Простота лечит от гордости, — добавила Белый Лотос, оглядывая серую ткань на её плечах, после чего остановила взгляд на лице. — А у тебя, судя по взгляду, её предостаточно.

Они вышли из комнаты и вновь прошли по вчерашнему узкому коридору. Здесь теперь царила тишина. Ни голосов, ни музыки. Лишь шорох шагов и скрип половиц под ногами. Коридор, который ночью казался бесконечной петлёй, теперь при дневном свете выглядел заурядно и тускло: серые доски, простая дверь, свет, проникающий через щели в стенах. Они прошли через небольшую подсобную комнату — в углу стоял корытчатый умывальник, рядом сушились тряпки, лежали вязанки трав и ведра.

Когда они наконец вышли во внутренний двор, Ицин на миг замерла. Это был тот самый садик, который прошлой ночью она не успела толком рассмотреть. При дневном свете место выглядело совсем иначе.

Это был внутренний двор для слуг — затенённый, утопающий в глухой тени. Земля была голой, местами утоптанной в пыль, местами поросшей сорной травой. Несколько глиняных горшков с чахлыми кустами стояли у стены. Маленький пруд был покрыт плёнкой водорослей, рядом сушилось бельё на натянутых бечёвках. Пахло грязью, мокрой тканью, и остатками углей из печи. На стене здания висели крючки для корзин и котелков, стояла скамья с вмятиной и вытертая лестница вела в подсобное помещение.

Ицин бросила взгляд на забор. Она искала дверь, через которую её провели ночью. Но как ни старалась — никакой двери не находила. Лишь сплошная, высокая стена.

— Даже не думай, — холодно отозвалась Белый Лотос, без оглядки. — Мало кому это удавалось. А если попробуешь и не сможешь — поверь, жизнь здесь тебе покажется праздником по сравнению с тем, что с тобой сделают.

Они прошли вдоль ограды и подошли к другой двери — тёмной, с резным ободом, запертой на массивный засов. Белый Лотос откинула его, потянула за кольцо, и створка скрипя открылась.

То, что раскрылось перед Ицин, поразило её.

Они оказались уже в парадной части заведения — настоящем, изысканном борделе. Дневной свет рассыпался по цветным фонарикам, развешанным вдоль натянутых верёвок. Над