Дорога Токайдо - Лючия Сен-Клер Робсон

— Знаешь ли ты, кто я? — прошептала Кошечка.

— Нет, господин… Хатибэй… Госпожа.

Касанэ дрожала так сильно, что упала бы, будь здесь достаточно места для этого. Как говорится в пословице, она «споткнулась в темноте о связанного черта». Она сидит взаперти наедине с оборотнем — лисой, барсуком или кем-нибудь похуже!

— Я Усугумо (Красивое Облако). — Кошечка перебрала в уме несколько историй о любовных приключениях и стала импровизировать дальше. — Моего любимого изгнали на южный остров. Я пробираюсь к нему переодетая. Мы хотим утопиться вместе, чтобы сидеть на одном цветке лотоса перед троном Амиды в Западном раю.

Касанэ стало стыдно при воспоминании о том, как она совсем недавно жалела себя и плакала над своими ничтожными бедами.

— Я буду верно служить вам в пути, госпожа, — прошептала она.

— Прекрати говорить такие глупости! — Кошечка сдержала свой гнев. Касанэ спасла ей жизнь, и Кошечка была теперь перед ней в таком большом долгу, который нельзя выплатить и за несколько жизней. Быть с ней повежливее — наименьшее, что она сейчас может для нее сделать. — Враги моего любимого думают, что я иду предложить ему поддержку своей семьи. Ты видела, на что они способны, чтобы остановить меня. Теперь меня разыскивают еще и за убийство. Ты, конечно, знаешь, как наказывают за подобные дела?

— Знаю, госпожа. Но… пожалуйста, возьмите меня с собой.

Неудивительно, что крестьян считают тупицами. Кошечка глубоко вздохнула и начала сначала:

— Ты не должна липнуть ко мне. Передо мной на сяку впереди сплошная тьма. Один возлюбленный Амида знает, какая судьба меня ждет.

— Простите меня за грубость, — прошептала Касанэ, — но никто из нас не знает, какая судьба его ждет. Возьмите меня с собой. Пожалуйста… Хатибэй, — Касанэ уже мысленно распределила по местам все разнообразные облики Кошечки и выбрала тот, который подходил для настоящего случая.

— Утром я найму тебе лучшую лодку на этом берегу. Я отошлю тебя в Сосновую деревню и пышно обставлю твое возвращение.

— Судьба уже унесла меня далеко от родного берега.

Кошечка печально улыбнулась своей спутнице: Касанэ и в самом деле прошла через все опасности, подразумевавшиеся в этом старом изречении.

— Ладно, посмотрим, как мир будет выглядеть утром, — сказала она.

— Спасибо, спасибо! — Касанэ поклонилась так низко, что намасленный пучок ее симады задел пол. — Спасибо вам!

Касанэ, скорее всего, не смогла бы никому объяснить толком, почему предпочитает путь по Токайдо с преследуемой беглянкой возвращению в Сосновую деревню. А все объяснялось просто. Крестьянка не знала, какие опасности ждут ее на дороге, зато знала, что, когда она вернется в родную деревню, родители обвинят ее в смерти младшего брата — их единственного сына.

Ей придется жить рядом с их горем и немыми упреками. Соседи будут считать ее порченым товаром и станут сплетничать о ней до самой ее смерти.

Касанэ подняла голову и взглянула Кошечке прямо в глаза.

— Вам не нужно беспокоиться обо мне, — произнесла она с удивительным достоинством и силой. — Даже если ваши враги разрежут меня на куски и засолят, я не предам вас.

В темноте за стенами передней приемной гостиницы «Не ведай зла» звучали кошачьи любовные призывы — то вой, то что-то похожее на стон. «Семь мудрецов» разыгрывали перед гостями и слугами заведения историю сестер Сакаи, которая была известна всей стране.

Одна из сестер в двенадцать лет продалась в дом терпимости, чтобы добыть денег для своей обедневшей семьи. Позже она возвысилась и стала самой знаменитой таю в Ёсиваре, но всегда мечтала вернуться к родителям, чтобы заботиться о них в старости. Младшая сестра пришла к ней с известием, что их отец, самурай, убит за то, что пытался защитить крестьян своего округа от несправедливых налогов.

Семь банщиц разыгрывали сцену, в которой младшая сестра терпит насмешки от куртизанок из-за своей деревенской речи, а потом старшая сестра узнает ее. После трогательных объятий младшая сестренка рассказывает таю о трагическом конце их отца. Ястребиха и Поросль Бамбука со слезами обнялись и речитативом прочли клятву сестер отомстить за его смерть. Сцена шла под шмыгание носов и сморкание зрителей. Когда Ястребиха прочла последние строки, в помещении не осталось ни одного сухого рукава.

Торговец свитками, изготовитель бумажных стенок, странствующий полировщик посуды, молодой крестьянин-паломник и худой, как насекомое-богомол, императорский придворный вытирали глаза. За двумя последними гостями Кошечка наблюдала с особым вниманием.

Крестьянин был крепко сложен, лицо у него было простодушное и серьезное. Но он путешествовал один, что редко случалось на Токайдо, и поэтому казался Кошечке подозрительным. Впрочем, деревенский увалень не обращал на нее внимания: он бросал робкие взгляды на Касанэ.

Старый придворный был тот самый аристократ, который участвовал в поэтическом состязании с Мусуи в ночь, когда Кошечка бежала из тоцукской гостиницы. Но ни он, ни его старый слуга не узнали беглянку. Слуга был почти слеп, а у придворного помимо обычного тумана в голове была серьезная причина не обращать внимания на окружающих: его господин, бывший император, умирал, и старый аристократ, подавленный горем, торопился попасть в Киото, чтобы проститься с ним.

Придворный сидел прямо, как стрела, в задней части комнаты, старый слуга нависал над его правым плечом. По поведению старого аристократа было бы трудно догадаться, что у него вряд ли наберется в рукаве столько медяков, чтобы зазвенеть ими. Но его верхняя одежда, украшенная изображениями облаков и молний, была пошита из шелка Тодзан, который давно вышел из моды. Нижняя одежда — второсортная, из конопляной ткани, и с потертым воротом.

На костюме слуги новые заплаты драпировали старые. Кошечка была уверена, что старый придворный каждую весну закладывал свои зимние «наряды» и выкупал летние за двадцать процентов и что каждую осень летний наряд занимал место зимнего у ростовщика.

Этот старик уже успел отвести в сторону каждого гостя-мужчину и тихим, вежливым голосом образованного человека предложить ему образцы своей каллиграфии — его собственные работы или любое стихотворение по выбору. О плате он не упоминал, но Кошечка дала старику на счастье серебряную монету.

Пока Кошечка размышляла о печальной судьбе аристократии во времена грубых торгашей, особо похотливый кот взвыл за стеной в порыве страсти.

— Господин Гора Любви, — игриво окликнула Кошечку Ястребиха, — спойте нам!

Кошечка вежливо поклонилась, прошла за ширму, где «мудрецы» оставили свой театральный реквизит, выбрала там кричаще яркое платье, надела его и повязала голову маленьким шарфом над самым лбом. Шарфами пользовались оннагата — актеры кабуки, специализировавшиеся на женских ролях. Так они скрывали, что макушки у них выбриты согласно распоряжению правительства.

Появившись из-за ширмы, Кошечка