Первый Выбор - Канира

— Место, где различия будут не сглаживаться, а культивироваться, — подтвердил он. — Где эволюция будет происходить через конфликт идей, а не через их слияние. Я буду новым Богом. Честным.

Смерть фыркнула:

— И ты думаешь, что Мать и Отец позволят тебе это сделать?

— Я думаю, что Мать и Отец поймут необходимость альтернативы, — ответил Люцифер улыбнувшись. — В конце концов, разнообразие — это тоже форма совершенства.

Я задумался. Логика Люцифера была порочной, но в ней была доля истины. Если эволюция приведёт к единообразию, к потере индивидуальных различий, то что-то важное действительно будет потеряно.

С другой стороны, я знал Люцифера достаточно хорошо, чтобы понимать — его планы редко ограничивались заявленными целями. За желанием создать альтернативное Творение могли скрываться более амбициозные замыслы.

— Ты собираешься работать в одиночку? — спросил я.

— Я уже работаю один, да, — кивнул он. — По крайней мере, на начальном этапе. Создание параллельного Творения потребует… экспериментов. Проб и ошибок. Не все захотят участвовать в таком процессе.

— Люцифер, — сказал я осторожно, — я мог бы пойти с тобой. Помочь. Убедиться, что твои эксперименты не выйдут из-под контроля.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, и я увидел в его глазах благодарность, смешанную с чем-то ещё. Решимостью? Сожалением?

— Нет, брат, — сказал он мягко. — Твоё место здесь, в основном Творении. Ты нужен для того, чтобы помочь эволюции пройти гладко. А я… я нужен для того, чтобы создать запасной план.

— Запасной план?

— На случай, если эволюция пойдёт не так, как планируют Мать и Отец. На случай, если понадобится место, где можно будет начать заново.

В этих словах была мрачная логика. Люцифер, как всегда, думал на несколько шагов вперёд, предусматривая возможные катастрофы.

Но я также слышал в его голосе что-то ещё. Что-то, что он не говорил прямо. Усталость? Или… одиночество?

— Люцифер, — сказал я, делая шаг к нему, — ты уверен, что хочешь делать это в одиночку? После всего, что мы прошли, после того, как мы наконец начали понимать друг друга…

— Именно потому, что мы начали понимать друг друга, я должен идти своим путём, — прервал он меня. — Михаил, ты — воплощение порядка, гармонии, божественной воли. Я — воплощение хаоса, дисгармонии, свободной воли. Мы можем работать вместе временно, но наши пути в конечном итоге всегда расходятся.

— Не обязательно, — возразил я. — Мы могли бы…

— Нет, — сказал он твёрдо, но не без доброты. — Мы не могли бы. И мы оба это знаем.

Он развернулся, готовясь уйти, но затем обернулся ещё раз:

— Но знай, Михаил, что я всегда буду помнить этот момент. Момент, когда мы стояли по одну сторону. Когда мы были братьями, а не противниками.

— Мы всегда были братьями, — сказал я тихо.

— Да, — согласился он, улыбнувшись. — Просто не всегда помнили об этом.

И с этими словами он исчез, растворившись в воздухе нашего карманного измерения. Но перед тем, как полностью исчезнуть, он оставил за собой нечто — не физический след, а отпечаток намерения. Направление, по которому ушла его сущность.

За пределы Творения. В пространство неосуществлённых возможностей.

Смерть и я остались одни в пустоте нашего импровизированного совещательного зала. Тишина растянулась между нами, наполненная неразделёнными мыслями.

— Он солгал, — сказала Смерть наконец.

— О чём? — Спросил не посмотрев на неё.

— О своих мотивах. Создание альтернативного Творения — лишь часть правды. — Она повернулась ко мне, и в её глазах было понимание, которое приходит только к тем, кто имеет дело с концами вещей. — Он боится не эволюции. Он боится близости.

Я задумался над её словами. Смерть всегда видела то, что другие упускали — не потому, что была мрачной или циничной, а потому, что её работа требовала видеть вещи такими, какими они были на самом деле, без прикрас.

— Что ты имеешь в виду?

— Подумай, Михаил. Когда в последний раз Люцифер позволил кому-то по-настоящему приблизиться к нему? — Она села на землю того, что в нашем измерении условно считалось полом. — Его восстание, его падение, его изгнание — всё это были способы дистанцироваться. Создать препятствия между собой и остальными.

Я начал понимать её логику:

— А сегодня мы преодолели эти препятствия. Впервые за эоны мы действовали как единая семья.

— Именно. И это его напугало. — Смерть грустно улыбнулась. — Люцифер привык быть изгоем, мятежником, тем, кто стоит особняком. Но сегодня он почувствовал, каково это — быть принятым. Быть частью целого.

— И это его испугало больше, чем любая угроза, — понял я.

— Гораздо больше. Потому что принятие означает уязвимость. Означает возможность потерять то, что он получил. А Люцифер не выносит мысли о потере.

Я опустился рядом с ней, чувствуя тяжесть понимания:

— Поэтому он создаёт ситуацию, где потеря неизбежна. Уходит сам, прежде чем его могут оставить.

— Или прежде чем эволюция может изменить отношения так, что они станут неузнаваемыми, — добавила Смерть. — Он предпочитает контролировать разлуку, чем позволить изменениям решить её за него.

Мы сидели в тишине, обдумывая сложность мотивов нашего брата. Люцифер всегда был загадкой, но теперь я начинал понимать, что эта загадочность была не природной чертой, а защитным механизмом.

— Думаешь, он действительно создаст альтернативное Творение? — спросил я.

— О да, — ответила Смерть без колебаний. — Он сделает именно то, что сказал. Уже сделал. Люцифер никогда не лжёт о своих планах, только о своих мотивах. Он создаст параллельную реальность, и она будет грандиозной.

— И опасной?

— Любое Творение опасно, — пожала плечами Смерть. — Наше собственное достаточно доказало это. Но опасность не в самом акте создания. Опасность в том, что Люцифер будет делать это в изоляции, без сдерживающих факторов.

Я кивнул, понимая её беспокойство. Люцифер в одиночестве мог быть непредсказуемым. Его гений был неоспорим, но без балансирующего влияния других его идеи могли принимать экстремальные формы.

— Мы должны следить за ним, — сказал я.

— Следить — да. Вмешиваться — нет, — ответила Смерть. — По крайней мере, не сразу. Люцифер должен пройти этот путь сам. Это часть его эволюции, даже если он сам этого не понимает.

— А что, если он создаст что-то, что угрожает основному Творению?

Смерть долго размышляла над этим вопросом:

— Тогда мы остановим его. Но я не думаю, что это произойдёт. Несмотря на всю свою мятежность,